№ 1
Из выступления командира Н-авиабригады полковника Н.П. Кретова на заседании актива Тамбовской областной партийной организации об участии в боевых действиях авиационных полков, базирующихся на Рассказовском и Моршанском аэродромных узлах
2 декабря 1942 г.

[…]*. Я приведу несколько примеров, что мое соединение, которое в мирное время налетывало в день 230 часов, теперь летает 5000-7000 часов. Если мы в мирное время делали посадок 500-600, то теперь мы имеем от 4000-6000 полетов.

Это, товарищи, говорит за то, что наш летный состав – командиры, инструкторы выполняют поставленную перед ними задачу, эти люди, которые обучают кадры, делают по 70-80 посадок, не вылезая из самолета. Это люди, которые отдают всю свою жизнь учебе кадров авиации для создания мощных авиационных кадров.

Я должен сказать, товарищи, что один из этих полков Рассказовского аэродромного узла, вылетая на фронт, имел в своем составе молодых ребят, что называется неоперившихся птенцов, 18-летних парней. Они ни разу не были в бою. Под командой капитана Жидкова встретил 18 «Юнкерсов», которые шли бомбить Мичуринск. Встретившись с ними, наши ребята вступили в бой, 12 «Юнкерсов» были сбиты, остальные рассеяны. (Аплодисменты).

Далее, полк того же Рассказовского аэродромного узла, где командиром Герой Советского Союза майор Чистяков, вылетал полк под командованием Суворова, этот полк шел на Сталинград и между Дубовкой и Пичугой встретил 20 штук «Юнкерс-88», как мы их называем «лапотники» в сопровождении 18 «Мессершмиттов», атаковал и разогнал этих «юнкерсов», 9 из них были сбиты и 12 «Мессершмиттов», а сами не имели ни одной потери. (Аплодисменты).

Я могу привести еще один пример Моршанского аэродромного узла. Полк под командованием майора Морозова шел на Калининский фронт, в районе города Калинина, куда стремились «Юнкерсы» в количестве 17 шт., чтобы бомбить город и станцию, встретился на дороге с ними и пошел в атаку со своими птенцами Морозов. В результате воздушного боя шесть «Юнкерсов» было сбито, наши потерь не имели.

Работа и подготовка военно-воздушных сил – исключительно тяжелое дело. Она сопряжена с большими трудностями, с трудностями чисто технического порядка и, главным образом, атмосферных условий. Конечно, молодые летчики для того, чтобы натренироваться летать в тяжелых атмосферных условиях, должны иметь соответствующую подготовку слепого полета. Это работа тяжелая и большая. В зимнее время это еще более осложняется тем, что бывают снежные бураны, заносы аэродромов и коммуникаций, т.е. дорог, подходящих к аэродрому, к бомбоубежищу и т.д., еще более затруднительно.

Мы в срок обязаны давать соответствующие полки, маршевые полки. Если мы их в срок не дадим по каким-нибудь причинам, объективного или субъективного порядка, мы срываем проведение намеченной операции.

Если мы в декабре должны дать 20 авиационных полков, то на эти полки рассчитывают наша Ставка, наш Генеральный штаб. Они должны кого-то поддерживать, действуя во взаимодействии с пехотой и др. Если эти полки не будут участвовать в воздушной операции, значит, они могут сорвать операцию своей части нанести урон противнику. Этим самым мы сорвем операцию, которая намечалась Генеральным штабом. А мы не имеем права нарушать планы Ставки.

Мы не имеем права недодать ни одного самолета, ни летчика. Наша задача заключается в том, чтобы в определенный срок это дать. Дать мы можем при вашей непосредственной поддержке. В чем заключается эта поддержка? Вы знаете, постановление ГКО, что в помощь нам, военно-воздушным силам дается население для расчистки наших аэродромов с таким расчетом, что если всю ночь несет жестокая метель, то этот аэродром должен быть расчищен.

Для этого нас ГКО, товарищ Сталин, наша партия и правительство обязывает с вами, чтобы мы это сделали. […]**.

Одним словом с этим делом обстоит исключительно плохо. Если вы, товарищи, все люди здесь понимающие, в чем здесь дело, то вы поймете, что вопрос подготовки летчиков в современных условиях исключительный. Если раньше готовили за год, то мы сейчас готовим за месяц, отсюда вы понимаете какое напряжение.

Я думаю и надеюсь, что партийный актив в этом деле мне окажет большую помощь, и наши маршевые полки, наши сталинские соколы будут своевременно подготовлены и не один раз еще покажут свою боеспособность и еще выше поднимут знамя Ленина-Сталина и понесут по воздуху к великой нашей победе. (Аплодисменты).

ГАСПИТО. Ф. П-1045. Оп. 1. Д. 2508. Л. 22-23 об. Стенограмма.
___________________________________
* Опущена вступительная часть о роли и значении ВВС в военных действиях.
** То же информация о привлечении рабочей силы и транспорта для расчистки аэродромов от снега.

№ 2
Воспоминания Е.Т. Глазковой о муже гвардии генерал-майоре В.А. Глазкове
17 декабря 1973 г.

Родился в 1901 году, в селе Вердеревщино, Бондарского р-на, Тамбовской области в семье крестьянина - бедняка. Родители - отец Андрей Степанович, мать - Матрена Макаровна, до Октябрьской Революции занимались сельским хозяйством.

За этими скупыми строками, взятыми из автобиографии генерала - майора Глазкова В.А., стоит трудное, полное лишений, детство.

В семье Глазковых, кроме Василия, было еще 4 сына: Иван, Яков, Павел и Алексей и одна дочь Анастасия. Семья не голодала, но жила очень скромно. С семи лет Василия отдали в четырехклассную школу в селе Вердеревщино. Учился Василий хорошо, учителя отмечали в нем необыкновенное стремление к знаниям, надеялись, что он будет учиться дальше. Но в год окончания школы умер отец Василия. Время было трудное для семьи. Василий, будучи еще мальчиком начал работать рассыльным. «В детстве, - вспоминала его сестра Анастасия, - Василий был смелым, бесстрашным. Он летел с горы на лыжах, на льдине или на обледенелом лукошке с невероятной быстротой. Рос Василий крепким, смышленым. Не зря его потом называли «богатырем». Он был хорошим, общительным, справедливым товарищем».

В селе Вердеревщино, где жил Василий, разбойничала банда Антонова. От руки антоновских бандитов погиб старший брат Иван. Рос и мужал Василий, росла любовь к народу и ненависть к угнетателям. Молодым пареньком добровольно в 1918 году ушел с оружием в руках защищать молодую Советскую власть. Он прошел по многим фронтам Гражданской войны. После разгрома интервентов остался в рядах Красной Армии. Сначала он командовал отделением. Учился, окончил военное училище, стал кадровым командиром. Командовал взводом.

Это был настойчивый, упорный в достижении поставленной цели человек. Он был требовательный к себе и ко всем окружающим. Василий Андреевич заочно окончил школу-десятилетку. Много читал, изучал марксистско-ленинскую теорию. Скромный, дисциплинированный, волевой и мужественный человек, он становится хорошим воспитателем воинов. Он руководил школой младших командиров. После обучения парашютному делу, его назначили командиром авиадесантной бригады. Он стал знатным парашютистом Краснознаменной Дальневосточной Армии.

Василий Андреевич был заботливым отцом для своих воинов. Особенно внимательно он относился к новичкам. Перед прыжками с парашютом, он требовал внимательной проверки парашютов. Сам непосредственно принимал участие в прыжках. На счету у него были сотни прыжков. Василий Андреевич добросовестно относился к своей работе. Он понимал всю ответственность, которая ложилась на его плечи, ответственность перед страной, советскими людьми в охране Советской границы. Часто в глухую ночь он ходил проверять посты. «Это не шутка, а дальневосточная граница. Нам доверили ее охранять зорко». Любили его солдаты за личную храбрость, за отеческую заботу, за принципиальность.

Василий Андреевич был любящим отцом и мужем. Он очень любил играть с дочерью. Ему приходилось много заниматься, часами просиживал в своем кабинете, готовился поступать в военную академию, но стоило появиться Кларе, как он прекращал работу. Тяжело переживал Василий Андреевич смерть сначала одной дочери, а затем и второй. Учиться в академии - мечта не осуществилась. 3 мая 1941 года Глазков В.А. вместе с другими командирами направляется на секретное задание. 22 июня 1941 года началась Отечественная война.

И только спустя шесть месяцев я получила первое долгожданное письмо. А за это время Василий Андреевич не раз смотрел смерти в глаза. С боями он вывел из окружения 200 человек, это было под Харьковом.

Потом назначение командиром 8-го воздушно-десантного корпуса и Сталинградский фронт. Письма с фронта были редко. Сохранилось несколько писем. Вот одно из них: «Был на фронте, сейчас получил новое назначение, скоро поеду добивать фашистских людоедов. Будем бить в десять, в сто раз сильнее, чем били до сих пор. Победа будет за нами, враг будет разбит».

В. Глазков 19-12-1941.

В другом письме сообщал: «Мне присвоено звание генерал-майора. Это звание накладывает еще большую ответственность за порученное дело»…

Василий Андреевич был коммунист, мужественный патриот, он горячо любил свой народ, свою Родину.

Е.Т. Глазкова

ГАСПИТО. Ф. Р-9294. Оп. 1. Д. 4. Л. 1-4 об. Автограф.

№ 3
Воспоминания лейтенанта медицинской службы 35-й гвардейской стрелковой дивизии Л. Проворовой (Хмельницкой) о генерал-майоре В.А. Глазкове
Март 1977 г.

В начале февраля 1942 года я, в звании военфельдшера, приехала из отдела кадров Воздушно-десантных войск продолжать службу в 8-м воздушно-десантном корпусе, которым командовал генерал-майор Глазков Василий Андреевич. Корпус дислоцировался под Москвой.

Я являла из себя неказистого солдата, небольшого роста, с мальчишеской стрижкой, в брюках и гимнастерке и больших кирзовых мужских сапогах.

После доклада адъютанта генералу, меня пригласили войти. Я вошла в кабинет. За столом сидел уже немолодой человек, с усталым лицом и мне показалось, что он очень пристально и сурово смотрит на меня. Я вначале немножко оробела - как никак, а к генералу я попала впервые в жизни, затем, собравшись с духом, поднесла руку к головному убору и писклявым голосом доложила: «Товарищ генерал! Военфельдшер Хмельницкая прибыла в Ваше распоряжение для прохождения службы». Генерал отложил в сторону бумаги и снова осмотрел меня, как мне показалось еще с большим вниманием, и спросил: «Военфельдшер, а сколько Вы весите?». Вот тут я испугалась не на шутку, и мозг, как выстрел пронзил, «не возьмут», и я сказала неправду - 48 килограммов (на самом деле мой вес был 42 кг.).

Генерал улыбнулся, чуть-чуть смерив меня взглядом, переспросил - «Что вместе с сапогами?» (сапоги у меня были мужские 42 размера, хотя я носила обувь 34-35 размера).

Затем последовал вопрос, прыгала ли я с парашютом, почему я хочу служить именно в десантных войсках?

Я ответила, что с парашютом не прыгала, но буду, обязательно буду прыгать. Видимо все это я говорила очень горячо и по-юношески убедительно, что генерал поверил мне и сказал: «Идите».

Через несколько минут адъютант вынес мне предписание, в котором я направлялась на службу в 18-ю воздушно-десантную бригаду.

Располагалась она в 3-х километрах от штаба корпуса. Я не стала ждать электричку и отправилась в бригаду пешком по рельсам.

Вечером я была на докладе у командира бригады подполковника Герасимова.

Выслушав мой доклад, комбриг сказал, что начальника сан. службы бригады сейчас нет, и он будет только завтра, а вопрос моей службы надо решать с ним. Приказал поселить меня в казарму и обеспечить питанием.

Рано утром следующего дня я была снова в штабе бригады. Видела, как к командиру бригады пришел небольшого роста военврач II ранга, но он плохо прикрыл дверь кабинета, и я была невольной свидетельницей их разговора. Военврач 2 ранга (а это как раз был начальник сан. службы бригады - Орел) горячо доказывал комбригу, что он привез из Москвы из санитарного управления двух крепких сильных парней фельдшеров, что им ни к чему девчонка, да еще такая маленькая, там и силенок-то нету, да и вообще, зачем нам женщины.

Услышав это, я не удержалась и со слезами вбежала в кабинет и начала что-то доказывать. Но увы! Последовала команда: «Военфельдшер, кругом марш», а через несколько минут мне вынесли командировочное предписание с резолюцией ком. бригады: «Откомандировать!». Я убежала за угол, хорошенько поплакала и снова пешком отправилась в штаб корпуса.

Долго я просила адъютанта доложить генералу о себе. И когда я перешагнула порог кабинета, то чуть не упала, в кабинете генерала было несколько человек и все высокие чины.

С горем пополам я доложила генералу, что меня откомандировали обратно только потому, что я женщина.

Тогда генерал-майор обратился к своему заместителю полковнику Дубянскому со словами: «Что это там за женоненавистники! Пишите им, что я приказываю военфельдшера Хмельницкую назначить фельдшером батальона».

Полковник Дубянский с удивлением спросил: «А где же женщина?», и генерал звонко рассмеялся, посмотрел на меня глазами отца и сказал: «Да вот же она Хмельницкая».

Дубянский спарировал генералу: «Товарищ генерал, так это же пацан, а не женщина». Это была моя первая встреча с генералом Глазковым.

Его приказ был выполнен, и я начала службу в 18-й десантной бригаде фельдшером 3-го батальона. Служба была очень трудная, меня отягощало то, что меня не хотели, но шло время, бригада активно готовилась к боям в тылу врага. Десантников готовить не просто, началась подготовка к прыжкам.

В начале марта меня неожиданно вызвал командир батальона. Диалог со мной был таков: «Военфельдшер, Вы готовы прыгать на показательных прыжках батальона. Прыгать буду я, комиссар и Вы!?» «Так точно», - ответила я, - готова». На меня одели парашют. Для верности я несколько раз потренировалась держать кольцо. Посадили в самолет, и мы прыгнули в установленном месте.

Во время раскрытия парашюта (вследствие так называемого динамического удара) у меня с левой ноги слетел сапог, ветром меня отнесло далеко от площадки приземления и я приземлилась километрах в 5-6 на снег без сапога.

Отстегнув парашют, я в него завернула ногу и стала ждать солдат из команды на площадке приземления.

Вскоре действительно показалась легковая машина, и к моему удивлению из машины вышел генерал-майор Глазков. Я, конечно, встала по стойке смирно и «храбро» доложила, что военфельдшер Хмельницкая совершила первый ознакомительный прыжок.

Генерал нахмурил брови, пригласил командира батальона, вычитал его, как положено по-военному, и дал приказ, чтобы до утра были сшиты сапоги и обязательно по размеру. «Так прыгая, можно и без ног остаться» - добавил генерал.

Это была моя вторая встреча с генералом.

Строгий и требовательный был наш генерал, по-человечески прост и заботлив - таков он остался в памяти живых.

На другой день я щеголяла в маленьких и необыкновенно красивых, как мне показалось, сапожках.

Третья встреча с генералом В.А. Глазковым была у меня весной 1942 года. Бригада ускоренными темпами осваивала новую технику. Занятия проходили днем и ночью. Готовились к боям. Личный состав горел желанием, как можно скорее встретиться с ненавистным врагом. Рапортами об отправке на фронт осаждали командование солдаты и офицеры. «Рабочий день» солдата был таков: марши, стрельбы, броски, учения в любое время суток и в любую погоду.

Офицерский состав батальона отрабатывал приемы стрельбы из нового оружия. Я по своей должности дежурила на стрельбище. То ли была плохая погода, то ли другие причины, но стреляли, в общем, неважно. Появился на стрельбище и генерал Глазков.

Командир батальона построил командиров, доложил генералу. Последний, окинув взглядом строй, остановился на мне и строго спросил комбата: «Почему не все в строю?!» Командир батальона ответил, что это фельдшер, и она дежурит на стрельбище.

Последовал ответ генерала: «Ведь ей тоже придется воевать, и она должна учиться стрелять, как все». Я пристроилась на левом фланге. Все были в недоумении, а командир батальона побледнел: ведь никто не знал, умела ли я стрелять и держала ли в руках оружие.

Но приказ есть приказ. И на сей раз, счастье улыбнулось мне и доказать, что равноценный командир в батальоне. Все упражнения, которые отрабатывались, я выполнила с оценкой «отлично».

Генерал спросил меня, смогу ли я из личного пистолета выбить три десятки, что я незамедлительно и сделала.

После стрельб личного состава командир батальона построил весь состав, генерал сделал разбор, объявил мне благодарность, поблагодарил за службу и подарил мне за отличную стрельбу маленький пистолет (в армии его называли Коровинским).

Летом 1942 года немецко-фашистские захватчики развернули наступление на Кавказ и Сталинград. Положение на франтах было отчаянное. Фронту нужны были резервы, чтобы остановить врага.

В срочном порядке три воздушно-десантные бригады были переформированы в пехотные подразделения. Моя бригада стала 101-м полком, а 8-й корпус стал 35-й стр. дивизией.

Учитывая особые заслуги десантников в борьбе против немецко-фашистских захватчиков, воздушно-десантные войска были преобразованы в «Гвардейские».

После переформирования наших бригад в полки, а корпуса в 3ю дивизию ее полки и вся дивизия были преобразованы в гвардейские.

В августе месяце 1942 года 35-я гв. стр. дивизия была на Сталинградском фронте и с хода вступила в бой.

Характеристику боевых действий под Сталинградом дает Евг. Долматовский в своей книге «Автографы победы».

«Мне приходилось бывать в этой дивизии в те времена, и я хорошо помню, из каких людей она комплектовалась. Это были парни воздушно- десантных бригад, не раз участвовавшие в самых отчаянных операциях в тылу противника и на сложнейших участках фронта. На их гимнастерках с голубыми петлицами мы впервые увидели гвардейские знаки. Нормой в 35-й гвардейской, укомплектованной десантниками, было бесстрашие, бесшабашность, прямота. Я думаю, что о них мало написано книг только потому, что эти парни пошли на самый жестокий участок, и заслонили собой Сталинград, и мало осталось в живых тех, кто мог бы написать книги».

23 августа – дата, запомнившаяся всем участникам Великой битвы и вошедшая во все исторические труды, мемуары и справочники.

Не успев развернуться, застигнутая на марше дивизия преградила путь врагу и атаковала вражескую группировку, прорвавшуюся к Сталинграду. Это был неравный и кровавый бой страшной силы, и немцы к городу не прошли».

Во время этих боев состоялась моя четвертая встреча с генералом. Дивизия вела бой в районе Верхней Ельшанки. Это был сущий ад. Невдалеке от КП дивизии расположилась 44-я отдельная рота связи, где я была фельдшером. Под вечер в район расположения сборного пункта раненых, измученный, с впалыми от бессонницы глазами, небритый, подошел генерал Глазков и попросил что-нибудь от головной боли.

Когда я ему протянула порошок, он горько улыбнулся и сказал: «Что, солдат, воюешь?». Я ответила: «Да, воюю».

Через несколько часов генерал Глазков погиб.

Пятая встреча с генералом Глазковым произошла 30 лет спустя, в дни празднования 30-летия Победы. Эта встреча была в парке г. Сталинграда, где покоится прах В.А. Глазкова.
Шесть оставшихся в живых воинов бывшего 101-го гв. стрелкового полка в скорбном молчании склонили головы над могилой своего командира, человека с чистой душой и большим сердцем, коммуниста, генерала В.А. Глазкова.

Ветеран 35-й гв. стрелковой дивизии,
бывший гв. лейтенант м/с
Любовь Хмельницкая-Проворова

ГАСПИТО. Ф. Р-9294. Оп. 1. Д. 5. Л. 2-8. Подлинник. 

№ 4
Из воспоминаний полковника запаса Г.К. Мухальченко
1978 г.

[…]*. В конце концов наша рота почти в полном составе стала 1-ой ротой 38-го отдельного гвардейского саперного батальона 35-й г.с.д. Соответственно произошли и изменения в наименовании наших бригад в стрелковые полки: 100-й, 101-й и 102-й.

Через несколько дней, в конце июля месяца, нас погрузили в эшелон, мы направились в путь, куда едем - не знали. Когда проехали ст. Грязи, поехали на юг. Все сразу же поняли, что мы едем или на Кавказский фронт или же на Сталинградский. По пути мы несколько раз подвергались обстрелу фашистских самолетов. Бомбежка была один раз ночью, правда, без особых последствий.

Не доезжая до Сталинграда, в нашем эшелоне загорелась автомашина, которая стояла на платформе, мы ее сбросили под откос, машина была легковая, кажется, "М-1".

Выгружались мы на ст. Бекетовка, выгрузка производилась под вечер. После выгрузки мы отошли от станции приблизительно на километр. Это было в районе кладбища.

Почти всю ночь мы лежали, все пытались уснуть, но не могли. Мимо нас проходили раненые, и каждый из нас пытался уяснить положение на фронте. Кое-кто из раненых говорил правду, кое-кто добавлял от себя, а у кое-кого даже было паническое настроение.

Для меня и моих товарищей было одно ясно: немец прет, и прет крепко, и нам придется с ним сражаться насмерть. Этой ночью был небольшой налет разведывательной авиации, были сброшены "фонари" и небольшой обстрел.

На рассвете нас построили, и мы тронулись в путь, куда пошли - я не помню названия, но двигались на юго-запад, так как после обеда остановились на пригорке, в посадке, и нам приказали окопаться, я помню, что солнце заходило справа и чуть впереди. Сейчас я знаю, что мы окопались в районе р. Червленная. Дни стояли очень жаркие, воды достать было трудно, мы наливали фляги дважды из ручья в балке.

На второй день или на третий, точно не помню, нам приказали построиться и шагом марш, шли мы в основном ночью, причем почти на север и вышли на ст. Котлубань.

Вокруг ст. Котлубань фронтом на северо-запад расположились части дивизии, а где точно кто, я не помню (да и не знал), просто интересовались, есть ли кто впереди или нет, и есть ли соседи справа и слева. Наш батальон получил задачу на минирование высоты на северо-запад от ст. Котлубань, где расположился один из наших стрелковых батальонов.

Наш взвод, в том числе и я, заминировали дорогу и скаты высот, а также и другие места, лощины. Когда начался бой, мы заканчивали минирование и вышли к своей роте. После первой или второй, или третьей атаки немцев, которые были отбиты, нам дали задачу заминировать слева и справа лощины между высотой и станцией Котлубань.

В это время был ранен Рубен Ибаррури - сын Долорес Ибаррури. Я помню, что его погрузили на телегу и отправили на ст. Котлубань.

Одновременно с атаками пехоты и танков, станция была подвергнута бомбардировке с воздуха большим количеством самолетов, причем одни улетали, а другие начинали бомбежку. Очень много товарищей - боевых друзей было потеряно в этот день (погибли Досичев А., Гайденко Н., и др.).

С наступлением вечера бои затихли, самолеты не бомбили, наступила непривычная тишина. Мы поужинали и только хотели приспособиться отдохнуть, как команда поступила построиться.

При построении нам сказали, что мы будем прорывать дорогу, на которой остановились немецкие танки с пехотой, запретили курить и проверили каждый, чтобы не было шума и звона оружия.

При прорыве мы были во втором эшелоне, т.е. шли вместе со штабом дивизии. Коридор прорыва был солидный, метров 300-400, на дороге горели танки, автомашины, бронетранспортеры, была беспрерывная стрельба на флангах и вспышки осветительных ракет.

К рассвету мы вышли на р. Россошку, штаб дивизии сначала расположился в деревне, а затем перешел на высоту, что восточнее реки метров 800-1000, за двумя ветряными мельницами. Наши роты расположились на скатах высоты фронта к реке, как бы составляли 2-ю линию обороны, одновременно охрану штаба дивизии (КП).

При марше со ст. Котлубань на М. и Б. Россошки у нас в батальоне произошли большие потери, то ли погибли в ночном бою, то ли пропали без вести, не знаю, но с нашего взвода осталось половина.

Ночью мы ходили за реку в боевые порядки наших полков и производили минирование предполья, дорог, снимали охранение, вместе с разведчиками брали "языков", и, как ни странно, считали убитых немецких солдат по снятым ремням с убитых фашистов. Причем часто происходили перестрелки, а порой и ночной бой разведчиков.

Днем шли жестокие бои наших полков с наступающим противником. Мы занимали фронт по р. Россошке и деревням Малая и Большая Россошки приблизительно 8 дней, т.е. 8 дней и ночей мы не сделали ни шагу назад, пока не было приказа о смене позиций.

Во время этих боев один солдат нашей дивизии из ружья ПРТ** подбил немецкий самолет «Юнкерс-87», двухмоторный бомбардировщик. После этого началась массовая охота за самолетами противника из всех видов оружия. В числе «охотников» был и я, в результате этой «охоты» один из Ю-88 сбросил на мой окоп бомбу в 0,5 метрах, и я по случайности остался жив, но был контужен.

Приблизительно часа в 4 утра, когда мы вместе с нашим командиром отделения ст. сержантом Удаловым, возвратились с минирования, мы увидели сборы батальона и узнали, что есть приказ отойти по балке, а затем по открытому полю в направлении на ст. Воропаново. Во время отхода нас в течение всего дня бомбили самолеты, и обстреливала артиллерия противника, как потом стало нам известно, части соседних с нами дивизий, после кровопролитных боев, потеряли почти весь личный состав, и фашисты по трупам наших бойцов обошли нашу дивизию с флангов.

Что творилось при отходе, трудно передать. Усталые солдаты, охрипшие командиры, все в пыли, в дыму, сто метров бегом, сто метров ползком. Обезумевшие лошади, беспрерывные бомбежки, обстрелы, стоны раненых, трупы убитых, это был не отход, а избиение в дневное время безнаказанно солдат. Мы порой открывали огонь по самолетам из винтовок и автоматов, но особых результатов не было.

Тогда мы думали, что это все вредительство. Сейчас, зная обстановку, мнение мое изменилось. Да, это было единственно правильное решение на отход, чтобы не потерять всех солдат совсем.

И, несмотря на все это, мы к вечеру, усталые и измотанные, вышли по оврагам к станции Воропаново расположились во дворе церкви, где вместе с разведчиками поужинали: нам дали колбасы, хлеба, консервы и по 100 граммов водки.

Ночь прошла сравнительно спокойно, летали самолеты и наши «кукурузники» и немецкие ночные охотники-разведчики, которые сбрасывали осветительные ракеты, а затем бомбили и вели обстрел по площадям.

К утру мы заняли оборону по западной окраине д. Ельшанка, по арбузному полю. С утра началось все сначала: обстрел, бомбежка ст. Воропаново, изредка попадало и нам, но к часам 9-10 утра мы хорошо окопались, вырыли себе одиночные окопы на полную глубину так, что особых потерь мы не имели.

Как только мы начали соединять окопы траншей, поступила команда выйти на восточную, чуть южнее, окраину, на высоту и оборудовать НП командира дивизии. К вечеру мы отрыли две землянки и НП - открытый котлован, где была установлена стереотруба.

За ночь мы оборудовали еще несколько землянок, а также сделали хода сообщения между НП и блиндажами. Днем мы видели на западной окраине станции движения танков, которые двигались в сторону города, а также слышно было, как восточнее станции шли тяжелые бои. Как потом мы узнали, в районе переезда через ж.д. в сторону города было подбито более 10 танков и этим боем руководил политрук роты Герасимов Иннокентий Петрович, которому за мужество и отвагу, а также личное участие в уничтожении танков фашистских захватчиков, было первому в дивизии присвоено звание Героя Советского Союза.

Во время боев командир дивизии генерал-майор Глазков В.А. все время находился на НП дивизии. Мы, саперы и разведчики, охраняли НП и штаб дивизии КП, который находился метрах в 500-700 от НП восточнее.

7 сентября 1941 года при переходе из НП на КП дивизии генерал Глазков В.А. был ранен в ногу, ему сделали перевязку, и он продолжал руководить боем дивизии. Общую обстановку я не знал и боюсь судить о боевых действиях наших полков, знал и видел, как сражались насмерть наши гвардейцы, и противник продвигался только по трупам защитников города Сталинграда.

8 сентября для дивизии были самые тяжелые часы: полки дивизии в результате кровопролитных боев были обескровлены, людей осталось в ротах до 20 человек, а в отдельных и того меньше.

Противник не прекращал атаки на нашу оборону, солдаты и офицеры, сержанты и политработники показывали образцы мужества и героизма, легкораненые оставались в строю и сражались не на жизнь, а насмерть, противник трупами устилал поле боя, но атак не прекращал, атаки постоянно поддерживала авиация, танки и артобстрелы. Во время одного артобстрела, при переходе из НП в этот день - 8 сентября - был ранен в область поясницы командир дивизии генерал Глазков В.А. Ему помогли добраться до КП дивизии, до землянки, где медработник л-т м/с Проворова Галина сделала ему перевязку, подошедший врач капитан м.с. (фамилию не помню) сказал, что командира надо эвакуировать в госпиталь.

Была дана команда, чтобы под прикрытием лесопосадки подошла легковая автомашина «М-1» черного цвета. По прибытии машины генералу помогли сесть на заднее сиденье автомашины. Когда генерал был в машине, в это время начался артобстрел с минометов «Ванюши», и одна из мин попала в заднюю часть машины (в крышу машины), некоторые утверждают, что был налет авиации и в машину попала авиабомба, я категорически утверждаю, что в это время налета авиации не было. Автоматчики противника были от КП дивизии на расстоянии 200-260 метров.

От разорвавшейся мины генерал был ранен осколками в голову, в тыльную часть, в затылок. Машина загорелась, водитель был ранен. Нам 8 солдатам (саперам, связистам и разведчикам, мы все были в траншее и вели бой с автоматчиками, находились в 15-20 метрах от машины) приказали вынести генерала из машины и отнести в тыл. При освобождении генерала из машины и переноске его в траншею, у нас было ранено и вышло из строя 4 человека. Нам дали еще 4-х человек. Затем на плащпалатке, вдоль лесопосадки, мы начали выносить тело командира, причем, когда выносили, то было ранено еще 4 человека. Сначала мы ползли, так как автоматчики были в 200-300 метрах, четыре человека тащили плащпалатку с командиром, четыре отстреливались. Со мною, помню, был тов. Фелендук и ст. сержант Удалов, который был также ранен. Затем, когда пересекли балку и скрылись за бугром, мы его несли, согнувшись.

Через некоторое время мы вышли в расположение артиллерийских позиций 10-й дивизии МВД Сталинградской области, которые дали нам автомашину, на ней мы повезли тело генерала к переправе. По дороге нас дважды бомбили самолеты противника, но благодаря искусству водителя, в нас не попали, кто-то из солдат был легко ранен.

Так как с-т Удалов был ранен в обе руки, я стал старшим этой команды. Он сказал: «Ну давай, Гриша, действуй». Приехал к переправе, машина встала в ряд с другими автомашинами. Я слез с машины и пошел вдоль улицы к переправе, по дороге я встретил ехавшего на мотоцикле с коляской майора, которому доложил о нашей машине. Майор посмотрел документы, которые были у меня, посадил меня на мотоцикл, и мы поехали к нашей машине.

Подъехав к машине, он приказал раскрыть плащпалатку и посмотрел на петлицы генерала, после приказал водителю ехать за ним к переправе. Мы подъехали к переправе, на пароме было уже 4 машины, нас погрузили, и мы поехали на левый берег, паром подымал 6 машин.

После выгрузки мы направлялись в штаб тыла 62-й армии. Прибыв в штаб, я доложил одному из офицеров, который провел меня к начальнику штаба, где я доложил о гибели генерала, а также подробности его гибели и все, что знал об обстановке на поле боя наших гвардейцев, одновременно отдал ему документы генерала: удостоверение личности, еще какие-то документы и деньги - около 5000 руб. - это все генерал приказал одному из находящихся здесь офицеров забрать и куда-то отнести.

Генерал приказал также сделать гроб, выставить Почетный караул из офицеров (4 чел.), нас накормить и отвести место для отдыха. Поужинав, мы пошли к генералу и попросили разрешения включить нас в состав караула, чтобы мы от всего личного состава дивизии отдали последний долг своему командиру. Генерал разрешил. Мы всю ночь, посменно с офицерами караула, несли караул у гроба командира дивизии.
Приблизительно часов в 10-11 дня 9 сентября 1941 года, после краткой речи генерала, под звуки ружейного салюта, мы опустили гроб с телом генерала в могилу. Похоронен он был между 2-х дубов, недалеко от офицерской столовой. После этого нам приказали ехать в тылы дивизии. Мне выдали справку о сдаче документов генерала и о его захоронении.

Прибыв в тылы дивизии, мы доложили кому-то из офицеров и нам сказали, что нас направят учиться на сержантов. Ночью, посоветовавшись между собой, мы решили уехать в Сталинград. На рассвете на этой же машине мы приехали на переправу, я показал документы, и нас 6 человек переправили через Волгу. Шоферу написали записку, чтобы он передал командиру роты, в ней мы написали, что пока дивизия в боях, мы будем вместе со всеми, а учиться будем после боя.

Прибыв в штаб дивизии, а он располагался в районе элеватора, возле трубы через железную дорогу, под горой у реки, я сдал документы и пошел в свою роту - штаб батальона.

Затем принимал участие в обороне элеватора, потом его оборону передали морякам, ходил под руководством комиссара дивизии полковника Лисичкина Е. и полковника Дубянского (бывшего начальника штаба, а после гибели командира дивизии - ее командиром).

По приказу полковника Лисичкина, через дивизионного инженера, вместе с рядовыми Звонаревым и Метелевым уворовал лодку, Звонарев был ранен, а затем, когда мы ее перегоняли по Волге от немцев, был ранен Метелев. После этого, переоборудовав ее для перевозки раненых, я вместе с писарем батальона Дайнеко переправили на остров 20 человек раненых наших солдат и командиров, обратно привезли питание для радиостанции.

После этого, при причаливании к берегу, в районе дамбы над берегом, лодку нам разбило, и мы возвратились в штаб дивизии, который располагался в штольне, возле церкви, у реки Царица. Участвовали в минировании и разминировании, а также отбивал атаки фашистов.

Как-то в церкви мы варили обед из концентратов, а в это время наши «Илы» шли на бомбежку, и у одного из самолетов оторвалась авиабомба, которая попала в церковь, но не взорвалась, это было наше военное счастье.

Затем штаб дивизии перешел на берег Волги, где впадает река Царица, мы продолжали вести оборону и выполняли "работу" от стрелка до сапера, то есть делали, что прикажут.

Помню, и это подтвердил при посещении его в госпитале полковник Шнайдер, НШ дивизии, что мы переправлялись на железном понтоне 28 сентября и последним, в числе других, был он.

Батальон переправил 247 человек на левый берег р. Волги из состава нашей дивизии. После переправы мы собрались на левом берегу Волги выше города Сталинграда, где 2-3 дня приводили себя и оружие в порядок, а затем был марш на ст. Ленинская, где и погрузились в эшелон и направились в г. Данилов Ярославской обл.

За бой в Сталинграде я был награжден медалью "За отвагу" и "За оборону Сталинграда". […]***.

Бывший солдат-старшина 1-[й] роты
38-[го] отдельного гвардейского
саперного батальона 35-[й] гв. стр. дивизии
полковник запаса Мухальченко Г.К.

ГАСПИТО. Ф. Р-9055. Оп. 1. Д. 67. Л. 4-10. Подлинник.
___________________________________
* Опущены воспоминания об обучении и службе в отдельной минно-подрывной роте 17-й воздушно-десантной бригады 8-го воздушно-десантного корпуса.
** Так в документе. Следует читать – ПТР.
*** Опущены воспоминания о дальнейшей военной службе.

№ 5
Из воспоминаний В.П. Баранова о формировании на территории Тамбовской области 2-ой гвардейской армии «Под гвардейскими знаменами»
5 мая 1978 г.

Осенью 1942 года согласно директиве Ставки Верховного Главнокомандования на Тамбовщине формировалась 2-я гвардейская армия - крупное оперативное объединение, предназначавшееся для решения особых боевых задач.

Ноябрь 1942 года… Под звуки оркестра уходили из города курсанты-добровольцы Тамбовского пулеметного училища, среди них рассказовцы Лев Пучков, Василий Каретников, Александр Безгин, Степан Никулин и другие отличники боевой и политической подготовки.

И вот мы - бойцы 2-ой гвардейской армии. Тамбовские леса и степи превратились в огромный полигон, на котором отрабатывалось воинское мастерство будущих фронтовиков. Нам - по 18-19 лет, и поэтому мы с особым уважением смотрели на воинов-ветеранов, которые уже не раз побывали в жесточайших схватках с врагом, старались перенять их боевой опыт.

Мы учились действовать в любое время суток, в любую погоду. Особое внимание уделялось подготовке пулеметчиков, минометчиков, наводчиков орудий, стрелков из противотанковых ружей, автоматчиков.

Ежедневно проводились пешие марш-броски с полной выкладкой на расстояние 15-20 километров. Учеба продолжалась 11-12 часов в сутки, почти около половины этого времени обычно отводилось на подготовку к ведению боя в ночное время. Не знали мы, что подготовка шла в условиях, приближенных к тем, в которых нам пришлось воевать. Даже сильные снегопады и метели не могли остановить темпов подготовки. В частях велась активная политическая подготовка. Хорошо помню комсомольскую конференцию, которая проходила в здании, ныне занимаемой средней школой № 6. В зале сидели молодые люди, одетые в форму моряков, курсантов авиационных, танковых, пехотных и других училищ. В гвардейскую часть только что прибыло новое пополнение. На конференции горячо обсуждался вопрос о необходимости овладения боевым мастерством в кратчайший срок. Все чувствовали, что до отправления на фронт оставались считанные дни. Об этом было нетрудно догадаться по сводкам "Совинформбюро". Положение на фронте становилось все более напряженным. Дни и ночи гремели бои между Волгой и Доном. На небольшом пространстве фашисты сосредоточили 5-ю часть всех пехотных и треть танковых сил. В направлении на Сталинград было брошено пятьдесят отборных фашистских дивизий. Именно сюда на выручку защитникам Сталинграда хотелось попасть и нам. Здесь теперь решалась судьба Родины.

И вот долгожданный час настал. В начале декабря 1942 года эшелонами мы отправлялись на фронт со станции Платоновка...

12 декабря немецко-фашистское командование бросило в наступление крупные силы из района Котельниково вдоль железной дороги Тихорецк-Сталинград с целью прорваться к замкнутой в кольце окружения многотысячной группировке Паулюса. По плану фашистского командования танковые соединения должны были молниеносно форсировать реку Аксай, стремительно преодолеть обороняемый измотанным в боях небольшим количеством советских бойцов рубеж реки Мышкова и в районе Ерико-Крепинского встретиться с войсками специально созданной Паулюсом группой прорыва.

Положение было как никогда опасным. Именно сюда, к берегам малоизвестной степной речушки, и подошли соединения нашей 2-ой гвардейской армии.

Навстречу колючему ветру, по глубокому снегу, по сплошному бездорожью шли танки, артиллерия и пехота. Морозные ночи сменялись слякотью дневных оттепелей. Наши валенки и шинели, промокшие за день, к вечеру промерзали, затрудняли движение. На привалах не было ни теплого крова, ни просто затишья, где было бы можно укрыться. Все окрестные села были разрушены и выжжены фашистами…

Но мы упорно шли вперед, преодолевая по 40-50 километров в сутки. Выучка, полученная гвардейцами в дни учений на тамбовской земле, теперь пригодилась. Впереди слышались глухие раскаты орудийной канонады. Над нами беспрерывно висела немецкая авиация. Приближалась линия фронта.

Как писал впоследствии фашистский фельдмаршал Манштейн, армейская группа "ГОТ" была наиболее близка к достижению поставленной перед ней цели 19 декабря 1942 года, когда расстояние до первой полосы обороны окруженной армии Паулюса сократилось до 35-40 километров. Именно в этот день немецко-фашистским войскам удалось ценой огромных потерь захватить хутор Верхне-Кумский и прорваться к реке Мышкова, но они встретили здесь стойкое сопротивление советских войск. Это были соединения 2-ой гвардейской армии, которые буквально на несколько часов упредили противника с выходом к степной речушке, вошедшей впоследствии в историю.

Героическими усилиями 2-ой гвардейской армии план деблокады окруженных войск под Сталинградом со стороны Котельниково был сорван.

В 8 часов утра 24 декабря 1942 года 2-я гвардейская армия начала свое первое наступление. Противник цеплялся за каждый рубеж. Особенно отчаянно сопротивлялись фашисты в районе Верхне-Кумского и Васильевки. Дело дошло до ожесточенного рукопашного боя. На улицах, в домах и подвалах освобожденного поселка осталось более 500 вражеских трупов, 20 врытых в землю танков и другая боевая техника.

На направлении главного удара успешно вела наступление 24-я гвардейская дивизия генерала П.К. Кошевого, входившая в состав 2-ой гвардейской армии, в которой стойко сражались бывшие курсанты тамбовских военных училищ. Гвардейцами был захвачен хорошо укрепленный вражеский узел обороны - хутор Верхне-Кумский. Это создало благоприятные условия для ввода в бой главных сил, которые широким потоком устремились во фланг отступающего противника. Расстояние между Сталинградским котлом и Котельниковской группировкой противника резко увеличилось.

Сбитые с позиций на реке Мышкова, фашисты спешно отходили к речке Аксай. По этому поводу впоследствии в своей книге «Утерянные победы» Манштейн вынужден был, сокрушаясь, писать: «Итак, теперь и на фронте восточнее реки Дон пробил час, когда инициатива перешла в руки противника…» Даже враги наши не могли скрыть значения побед 2-ой гвардейской армии.

Итогам оборонительного сражения советских войск на рубежах реки Мышкова дал высокую и, скажем прямо, справедливую оценку немецкий военный историк Ф. Меллентин, который писал: "Не будет преувеличением сказать, что битва на берегах этой безвестной речки привела к кризису третьего рейха, положила конец надеждам Гитлера на создание империи и явилась решающим звеном в цепи событий, предопределивших поражение Германии".

Утром 29 декабря после ожесточенного ночного боя гвардейцы захватили поселок Котельниково, от которого начал свой бесславный трехдневный поход к Сталинграду на выручку окруженной группировке фельдмаршал Манштейн.

В боях за Котельников неприятель потерял около 3000 человек убитыми и пленными, 65 орудий и минометов, 15 самолетов, а также огромные склады с боеприпасами и продовольствием, которые предназначались для переброски под Сталинград для окруженной группировки.
Остатки танковой группы "ГОТ" под давлением соединений 2-ой гвардейской армии отходили за реку Сал.

Вечером 31 декабря танковые подразделения 2-ой гвардейской армии внезапно ворвались на улицы города Тормосин. Перестала существовать еще одна группировка врага. Гвардейцы захватили огромные склады с боеприпасами, снаряжением и продовольствием.

Разгромив совместно с другими частями Котельниковскую и Тормосинскую группировки противника, гвардейцы 2-ой армии с боями продвинулись на 100-150 километров и, таким образом, полностью ликвидировали угрозу деблокады окруженной под Сталинградом группировки Паулюса. Бойцы 2-ой гвардейской армии за несколько дней пленили 16000 солдат и офицеров противника, захватили 347 орудий, 70 танков, сотни пулеметов.

Пресловутый план "Зимняя гроза" окончился позорным провалом.

Участник Сталинградской битвы, бывший воин 2-ой гвардейской армии, ныне лауреат Государственной премии СССР писатель Юрий Васильевич Бондарев посвятил этому историческому эпизоду яркие и правдивые страницы в своем романе. Роман получил несколько необычное по форме название «Горячий снег». Название необычное, но удивительно меткое. […]*.

В. Баранов, кандидат исторических наук, участник Сталинградской битвы 

ГАСПИТО. Ф. П-9019. Оп. 1. Д. 1323. Л. 3-7. Подлинник.
_______________________________________
* Опущены воспоминания группы участников Сталинградской битвы – выпускников Тамбовского пулеметного училища на места боев 2-й гвардейской армии в 1978 г.

№ 6
Воспоминания А.Д. Дьякова
5 октября 1992 г.

26 августа 1941 года я был мобилизован в ряды Советской Армии, введен в 76-й артполк 6-ой гвардейской шахтерской дивизии.

На Харьковском направлении, выполняя роль пулеметчиков, вместе с товарищами нашей воинской части вели упорные бои против фашистской армии под городом Изюм. Из г. Изюм отбросили противника. Я в этом бою был ранен 8 марта 1942 года и направлен в госпиталь, и после 6 месяцев лечения я был направлен на пересыльный пункт г. Тамбова и введен в 136-й отдельный танковый полк.

Находясь на станции Рада, принимал участие в сборе средств от колхозников Тамбовской области на приобретение танков и другой военной техники.

Пробыв две недели на станции Рада, получил 40 танков, 4 бронемашины и 30 машин ЗИС-5, приобретенные на средства колхозников Тамбовской области. Это подарок колхозников.

Наш 136-й танковый полк был направлен на оборону Сталинграда. Около двух месяцев вели ожесточенные бои с противником. Зимой 1943 года после того, как наш танковый полк с другими нашими войсками и армиями, перейдя в контрнаступление, враг был разгромлен и пленен. Всего разгромлено и взято 33 фашистских дивизий с фельдмаршалом Паулюсом.

За проявленную отвагу в боях с противником я был награжден медалью «За отвагу».

Весной 1943 года со Сталинграда наш полк с другими воинскими частями направлен на Таганрог. Из Таганрога мы выбили противника. Затем наш полк был направлен на Тулу - Тесницкие лагеря. С Тулы мы подвозили боеприпасы к Курской дуге.

После Сталинградской битвы в нашем полку от 40 танков «Тамбовский колхозник» осталось два танка, два бронетранспортера и 5 автомашин ЗИС-5. Два танка мы сдали в другую воинскую часть.

В г. Туле мы получили более 50 танков и другой военной техники. Нас направили на Смоленское направление. Осенью 1943 года мы вели ожесточенные бои с немцами под городом Орша, где разгромили врага и взяли изменников Родины – власовцев, примерно около 20 человек.

Отсюда наш полк зимой 1944 года наступал на г. Черновицы и далее с наступлением и боями прошли по всей Западной Украины. Освободили город Дубно, Ровно Ровенской области.

Далее весной 1944 года выбили немцев из Польши, Румынии, Венгрии, Австрии. Освободили города Дендиж, Яроксаланш, озеро Балатон и другие населенные пункты.

На этом участке фронта упорные бои продолжались в течение 28 дней, и мы разгромили немцев. После чего зимой 1945 года наш танковый полк с другими войсками освободили г. Бруно и закончили бои в Праге - Чехословакии 13 мая 1945 года.

9 мая 1945 года мы знали, что война окончена, а мы продолжали вести бои по ликвидации не сдающейся группировки немцев.

В большинстве во всех направлениях при прорывах наш танковый полк всегда направлялся в тыл врага с целью расширения плацдарма и окружения противника. Были случаи, когда брали в плен немцев.

Находясь в Армии в должности шофера-слесаря по ремонту танков, за отвагу в боях с немцами по освобождению Польши награжден медалью «За отвагу». Кроме того, за весь пройденный путь - боевой - награжден семью благодарностями высшего командования.

Со мной вместе на фронте Отечественной войны воевали Трубицин - шофер. Живет сейчас в г. Моршанске, ст. лейтенант Крученко Александр Ефимович из села Славянка, Славянского района Краснодарского края. Танкист старшина из г. Рассказово погиб на фронте, фамилию его не помню. Командир т[анкового] полка под[полковник] Шапарин. Начальник штаба капитан Карин жив[ет] в Тамбовском районе.

В настоящее время я работаю шофером аварийной службы при управлении домами № 2 Ленинского района г. Тамбова.

ГАСПИТО. Ф. Р-9291. Оп. 1. Д. 7. Л. 1-2. Подлинник.