За первые десять дней войны, по данным лишь семнадцати районов (всего в Тамбовской области в то время было 42 района) в военкоматы области поступило 644 заявления от женщин о добровольном уходе на фронт. Только из Тамбовской городской комсомольской организации в первые дни войны ушли на фронт 450 девушек. К октябрю 1943 г. из состава Тамбовской областной комсомольской организации в Красную Армию было мобилизовано 2,5 тысячи девушек.

В системе всеобщего военного обучения с октября 1941 г. по март 1944 г. было подготовлено более 2,5 тысяч женщин – специалистов стрелкового дела: автоматчиц, пулеметчиц, снайперов. Осоавиахим создал боевой резерв в количестве 408 телефонисток, 449 радисток, 2923 медсестер и сандружинниц.

Тамбовские патриотки вступали в ряды народного ополчения. За несколько дней июля 1941 г. в Мордовском районе подали заявления 72 женщины, в Пичаевском – 80, в Моршанском – 198, в Мичуринском – 263. В отряде народного ополчения Центрального района г. Тамбова среди 670 ополченцев были 233 женщины.

Всего за годы войны в Красную армию из области ушли 9185 женщин, более четырех тысяч из них непосредственно участвовали в боях, 559 – награждены орденами и 454 – медалями, четверо получили иностранные награды.

Неоценимый вклад в достижение победы в Великой Отечественной войне внесли работники военно-медицинской службы, большую часть которой составляли женщины. За первый месяц войны из Тамбовской области было мобилизовано 58 % врачей и 47 % среднего медицинского персонала. Областное отделение Российского общества Красного Креста в 1941-1943 гг. подготовило 3845 медсестер, сандружинниц, санинструкторов, санитаров.

 

Боевая работа

№ 1
Циркулярное письмо Тамбовского обкома ВКП(б) секретарям горкомов и райкомов ВКП(б) о проведении мобилизации девушек-комсомолок в противовоздушные войска РККА
30 марта 1942 г.

Сов. секретно

Облкомпарт обязывает взять под свое руководство проведение мобилизации райгоркомолами совместно с военкоматами девушек-комсомолок в противовоздушные войска Красной Армии к 5 апреля. Возраст мобилизуемых – девятнадцать–двадцать пять лет, физически здоровые. Сорок процентов мобилизуемых должны иметь среднее образование, остальные не ниже пяти классов. День и место отправки сообщим дополнительно. Подробности решением.
Секретарь обкома ВКП(б) Логинов

ГАСПИТО. Ф. П-1045. Оп. 1. Д. 3139. Л. 4. Отпуск.


№ 2
Разверстка на мобилизацию девушек-комсомолок в войска противовоздушной обороны Красной Армии
30 марта 1942 г.

Алгасовский 32 Полетаевский 30
Бондарский 40 Ракшинский 35
Волчковский 31 Рассказовский 100
Гавриловский 38 Ржаксинский 35
Глазковский 24 Рудовский 26
Дегтянский 18 Сампурский 43
Жердевский 40 Сосновский 32
Знаменский 28 Ст[аро]-Юрьевский 35
Избердеевский 40 Тамбовский 30
Инжавинский 40 Токаревский 35
Каменский 30 Туголуковский 20
Кирсановский 50 Уваровский 35
Красивский 30 Уметский 35
Ламский 24 Хоботовский 25
Лысогорский 30 Шапкинский 27
Мичуринский 40 Шехманский 30
Мордовский 35 Шпикуловский 37
Моршанский 34 Шульгинский 38
Мучкапский 33 Юрловский 22
Никифоровский 32 Тамбовский ГК 200
Первомайский 40 Мичуринский 175
Пичаевский 32 Моршанский ГК 96
Платоновский 30 Котовский ГК 20
П[окрово]-Марфинский 38
[Подпись]*

ГАСПИТО. Ф. П-1045. Оп. 1. Д. 4775б. Л. 151. Заверенная копия.
____________________________
* Подпись отсутствует.

№ 3
Письмо командования Ряжско-Тамбовского дивизионного района ПВО в Тамбовский обком ВЛКСМ о распределении мобилизованных девушек-комсомолок по частям дивизионного района
4 апреля 1942 г.

Секретно

Во изменение нашего отношения за № 0571 от 2.4.42 г. прошу мобилизованных девушек-комсомолок по специальностям направить в следующие части дивизионного района:

1. Управление дивизионного района ПВО (г. Тамбов)
1. Телефонисток - 4
2. Шоферов - 5
3. Зав. делопроизводством - 4
4. Военфельдшеров - 1
Итого - 14

2. 733-[й] ЗАП ПВО (г. Тамбов)
1. Телефонисток - 113
2. Инструкторов санит[арных] - 12
3. Поваров - 16
4. Кладовщиков - 6
5. Портных - 1
6. Писарей - 4
7. Шоферов - 2
8. Зав. делопроизводством - 1
9. Необученных со средним и неполным средним образованием - 243
Итого - 398

3. 56-[й] отд. батальон ВНОС (г. Тамбов)
1. Телефонисток - 28
2. Зав. делопроизводством - 1
3. Военфельдшеров - 1
4. Шоферов - 1
5. Необученных со средним и неполным средним образованием - 400
Итого - 431

4. 729-[я] отд. зен[итная] пульрота (г. Тамбов)
1. Телефонисток - 5
2. Военфельдшеров - 1
3. Портных - 1
4. Поваров - 2
5. Необученных со средним и неполным средним образованием - 40
Итого - 49

5. 730-[я] ОЗПР (г. Тамбов)
1. Телефонисток - 6
2. Поваров - 2
3. Военфельдшеров - 1
4. Необученных со средним и неполным средним образованием - 57
Итого - 66

6. 735-[я] ОЗПР (г. Тамбов)
1. Телефонисток - 6
2. Поваров - 2
3. Необученных со средним и неполным средним образованием - 53
Итого - 61

7. 290-[й] ОЗАД ПВО (г. Мичуринск)
1. Телефонисток - 12
2. Поваров - 8
3. Кладовщиков - 2
4. Шоферов - 3
5. Портных - 1
6. Инструкторов санит[арных] - 4
7. Кинорадиомехаников - 1
8. Необученных со средним и незаконченным средним образованием - 32
Итого - 64
(63)

8. 734-[я] ОЗПР (ст. Кочетовка)
1. Телефонисток - 6
2. Поваров - 2
3. Необученных со средним и неполным средним образованием - 33
Итого - 41

9. 16-[й] ОЗАД ПВО (г. Елец)
1. Телефонисток - 54
2. Поваров - 11
3. Санитарных инструкторов - 6
4. Кладовщиков - 2
5. Портных - 1
6. Шоферов - 3
7. Кинорадиомехаников - 1
8. Зав. делопроизводством - 1
9. Военфельдшеров - 1
10. Необученных со средним и неполным средним образованием - 116
Итого - 196

10. 3-[я] рота 65-[го] батальона ВНОС (г. Елец)
1. Телефонисток - 10
2. Наблюдателей - 101
Итого - 111

11. 7-[й] отдельный батальон ВНОС (Сасово)
1. Телефонисток - 28
2. Зав. делопроизводством - 1
3. Военфельдшеров - 1
4. Необученных со средним и
неполным средним оразованием - 400
Итого - 430
Всего - 1861
(1860)
Резерв - 39
Резерв собрать в г. Тамбове.

Командующий Ряжско-Тамбовским Военный комиссар Ряжско-Тамбовского
див[изионным] р-ном ПВО див[изионного] р-на ПВО
полковник Янковский бат[альонный] комиссар Бакшеев

ГАСПИТО. Ф. П-1184. Оп. 1. Д. 588. Л. 137-140. Подлинник.

№ 4
Решение Тамбовского облисполкома «О мобилизации женщин на службу в фронтовых армейских запасных частях и тыловых узлах связи Красной Армии»
№ 11-293 21 апреля 1942 г.

Секретно

Во исполнение постановления Государственного Комитета Обороны от 13 апреля 1942 г. № 1595сс « О мобилизации женщин на службу в фронтовых армейских запасных частях и тыловых узлах связи Красной Армии» облисполком р е ш и л:

1. Создать областную комиссию в составе: председатель – зам. председателя облисполкома т. Сидоров с заменой на время его отсутствия т. Тарабариным члены: облвоенком – полковник т. Перелома, секретарь обкома ВЛКСМ т. Семичева и председатель обкома профсоюза работников госучреждений т. Муравьева.

2. Обязать председателей горисполкомов Тамбовского – т. Григорьева, Мичуринского – т. Молоканова, Моршанского – т. Тарасова и райисполкомов Мичуринского – т. Шашкова, Моршанского – т. Попова, Кирсановского – т. Яковлева, Рассказовского – т. Кузнецова , Уваровского – т. Кузина и Инжавинского – т. Илибман :

а) Для проведения мобилизации женщин в городах и районах создать комиссии в составе: председатель – председатель райгорисполкома (или его заместитель) и члены комиссии – районный (городской) военком, секретарь райкома (горкома) ВЛКСМ и представитель профсоюзной организации.

б) Мобилизовать до 1 мая 1942 г. женщин в возрасте от 19 до 25 лет из числа городского и сельского населения для направления на пункты специальной подготовки в Горьковскую область для службы в фронтовых армейских запасных частях и тыловых узлах связи Красной Армии: в г. Тамбове – 100 чел., Мичуринске – 50, Моршанске – 30, в Мичуринском районе – 25, в Моршанском районе – 20, в городе Кирсанове и районе – 30, в городе Рассказово и Рассказовском районе – 25, в Уваровском районе – 10 и Инжавинском районе – 10 чел.

в) Мобилизацию провести из числа трудоспособных неработающих женщин указанного возраста, женщин, работающих в государственных, кооперативных и хозяйственных учреждениях, женщин, учащихся на различных ведомственных курсах, а также первых курсах техникумов, имеющих образование не ниже 7 класса средней школы.

г) Отбор женщин, намеченных к мобилизации, производить путем персонального вызова в комиссии при райгорисполкомах.

д) Женщин, подлежащих мобилизации, направить на медицинский осмотр врачебных комиссий, составленных из врачей-женщин, в соответствии с действующим положением о медицинском отборе граждан, призываемых в ряды Красной Армии.

е) На женщин, признанных годными для службы в частях и тыловых узлах связи Красной Армии, комиссии составляют списки по форме согласно приложению*. Списки эти утвердить райгорисполкомом и по утверждению направить в районный (городской) военкомат для оформления мобилизации.

ж) О ходе мобилизации ежедневно телеграфировать облисполкому нарастающим итогом.

3. Разъяснить райгорисполкомам, что:

а) Мобилизации не подлежат беременные женщины, женщины, имеющие детей, в независимости от их возраста, а также женщины, на иждивении которых находятся нетрудоспособные члены семьи.

б) Районный (городской) военкомат оформляет мобилизацию женщин в порядке, установленном для призыва граждан в ряды Красной Армии, выдает мобилизованным командировочные, проездные документы и средства на проезд к месту назначения.

в) Женщины, мобилизованные [на службу] в частях и тыловых узлах связи, пользуются всеми правами и льготами военнослужащих и обеспечиваются денежным, вещевым и пищевым довольствием по установленным в Красной Армии нормам.

Председатель исполнительного комитета Тамбовского 
областного Совета депутатов трудящихся Козырьков

Секретарь исполнительного комитета Тамбовского
областного Совета депутатов трудящихся Тарабарин

ГАСПИТО. Ф. П-1184. Оп. 1. Д. 591. Л. 174, 175. Заверенная копия.
_____________________________
* Приложение не публикуется.

№ 5
Письмо В.Дороховой первому секретарю Тамбовского обкома ВЛКСМ В.М.Семичевой
13 июля 1942 г.

Здравствуйте, тов. Семичева!!!

Привет Вам с фронта. Сообщаем Вам, что мы доехали отлично. До места приехали 3-го июля, ехали очень хорошо и весело. Хочу Вам сказать, что проводник наш – батальонный комиссар тов. Волков* – очень заботливо относился к нам. Он узнавал, кто из нас грустный, кто о чем думает. Очень он был внимательный к нам ко всем, он об нас беспокоился, а мы об нем. Мы его так полюбили, что до места когда приехали, мы к нему обращаемся как к родному отцу, он для нас все готов сделать.

Тов. Семичева, спасибо Вам за то, что Вы нас очень хорошо проводили, мы этот день никогда не забудем. Я даже не знаю, как это Вам выразить. Этот день был для нас торжественным, потому что мы едем на фронт. Мы очень рады, что Вы доверили нам такую почетную работу. Мы Вас уверяем, что доверие Ваше оправдаем, и за нас Вы краснеть не будете. Если нужно будет, то мы и отдадим свою жизнь за свою любимую родину.

Тов. Семичева! Мы с девушками приехали вместе, но на месте нас разъединили, и видимся очень редко друг с другом. Но я и за них убеждена, что за родину они не пощадят свою жизнь.

Тов. Семичева, 5/УП командование дало всем нам подарок – по 4 пар чулок, 2 пары носок**, свитер, кофточку шелковую, 2 целлулоидных воротничка.

Устроились все мы хорошо: я, например, работаю в политотделе.

Привет Вам от батальонного комиссара тов. Волкова.

Тов. Семичева, просим Вас убедительно: пришлите фотокарточки. Ждем их каждый день. Передавайте всем привет.

Мой адрес: действующая Красная Армия, ППС 1962, поарм, Дороховой Вале.

ГАСПИТО. Ф. П-1184. Оп. 1. Д. 584. Л. 44, 44 об. Подлинник.
___________________________
* См. письмо К.Е.Волкова № 291.
** Так в документе.

№ 6
Письмо К.Е.Волкова первому секретарю Тамбовского обкома ВЛКСМ В.М.Семичевой
21 июля 1942 г.

Фронт

Здравствуйте, многоуважаемая товарищ Семичева! Боевой привет Вам с фронта отечественной войны!

Глубоко извините за столь долгое молчание, но искренно Вам признаюсь, что не было ни одного часа свободного времени для того, чтобы можно было написать обдуманно письмо. В данный момент у нас началась горячая ожесточенная схватка с врагом.

Разрешите Вас от имени Военного Совета и лично от себя сердечно благодарить за оказанное к нам внимание, заботу и подарки.

И второе – от имени товарищей и от себя выношу Вам благодарность за девушек. Хорошие девушки, работают замечательно, ведут себя также хорошо.

Многоуважаемая тов. Семичева! Разрешите и Вам напомнить Вашу непунктуальность: ведь, уезжая из Тамбова, Вы обещали выслать нашу коллективную фотографию. Поймите, что для нас она составляет огромную ценность. Ждут девушки, жду и я с нетерпением того дня, когда получим фотографию от Вас.

По всей вероятности, в августе месяце мне придется побывать у Вас, но это еще только предположение. Исходя из этих соображений, я позволю себе от имени Военного Совета и командования армии просить Вас помочь нам достать:

1. Фанеры – 10 листов. 
2. Муз[ыкальный] инструмент - баян, гармонь, саксофон, кларнет, ударник, патефон и пластинки.
3. Копировальной бумаги листов 200.
4. Для наших девушек необходимы платья цвета гимнастерки летней на 12 чел.
5. Брезенту 30-40 метров.
6. Для орденоносцев 3 часов ручных.
7. Прошу заказать (я думаю, это Вы сможете) 60 бланков удостоверения личности командира РККА. Форму при желании всегда сможете получить в горвоенкомате.

Многоуважаемая тов. Семичева! Пишите письма – они для нас дороги и ценны. Пишите, как Вы работаете, как живете. Ваши письма не останутся без ответа. Привет Вам от девушек. От меня передайте привет т. Плакхину и остальным работникам обкома ВЛКСМ.

Итак, надеюсь, что мое данное письмо не останется без ответа с Вашей стороны. Желаю Вам наилучших успехов в Вашей работе и жизни.

Мой адрес: Действующая Красная Армия, полевая почтовая станция № 1962, поарм, Волкову Константину Ефимовичу.

С боевым фронтовым приветом 
батальонный комиссар Волков

ГАСПИТО. Ф. П-1184. Оп. 1. Д. 584. Л. 42, 43, 43 об. Подлинник.

№ 7
Постановление бюро Тамбовского обкома ВКП(б) «О мобилизации для Воронежского фронта 200 человек коммунистов и комсомольцев и 700 человек женщин и девушек»*
6 октября 1942 г.

Сов. секретно

1. Согласиться с требованием Военного совета Воронежского фронта и призвать в порядке партийной и комсомольской мобилизации 200 чел. коммунистов и комсомольцев из числа военнообязанных до 45-летнего возраста, годных к строю и военнообученных. (Расчет призыва прилагается)**.

2. В этих же целях отобрать в ряды Красной Армии для тыловых и обслуживающих частей Воронежского фронта в строго добровольном порядке из числа физически вполне здоровых в возрасте не старше 30 лет, с образованием не ниже 4-5 классов 700 чел. женщин, девушек на должности шоферов, писарей, радистов, поваров, хлебопеков, портных и т. д. Расчет призыва в разрезе районов утвердить***.

3. Обязать секретарей горкомов и райкомов ВКП(б) и ВЛКСМ призыв как тех, так и других, закончить не позднее 10 октября т. г.

4. Контроль за выполнением данного решения возложить на военный отдел обкома ВКП(б) и обком ВЛКСМ.

ГАСПИТО. Ф. П-1045. Оп. 1. 2623. Л. 12 об., 13. Подлинник.
_____________________________
* Из протокола № 241 заседания бюро Тамбовского обкома ВКП(б) от 29 сентября - 8 октября 1942 г. Постановление принято опросом членов бюро обкома ВКП(б).
** План призыва по мобилизации коммунистов, комсомольцев из числа забронированных военнообязанных не публикуется.
** * Расчет призыва 700 женщин и девушек в разрезе районов не публикуется.

№ 8
Постановление Тамбовского облисполкома и бюро обкома ВКП(б) «О мобилизации рабочей силы для укомплектования учреждений 1-й резервной армии»*
7 октября 1942 г.

Сов. секретно

В соответствии с постановлением Военного совета 1-й резервной армии № 5 от 1/X-1942 г. облисполком и бюро обкома ВКП(б)
п о с т а н о в л я ю т:

1. Выделить в порядке трудовой мобилизации для укомплектования учреждений 1-й резервной армии из числа сельского и городского трудоспособного населения (исключительно одиночек и преимущественно женского пола) на срок военного времени в количестве 296** человек, в том числе:

из Тамбовского р-на – 60 чел., из них: для занятий должности прачек - 57 чел., рабочих - 3 чел.;
из Лысогорского р-на – 43 чел., из них: для занятий должности прачек - 43 чел.;
из Знаменского р-на – 60 чел., из них: для занятий должности прачек - 55 чел., на должн[ость] зав. прачечн[ым] произв[одством] - 1 чел.,
для занятий должностей кладовщиков - 4 чел.;
из П[окрово]-Марфинского р-на – 30 чел., из них: для занятий должн[ости] кладовщиков - 4 чел., для занятий должности рабоч[их] прачечн[ого] производ[ства] - 26 чел.;
из Рассказовского р-на – 50 чел., из них: для занятий должн[ости] бригадира прач[ечного] производ[ства] - 4 чел., рабочих по обслужив[анию] прач[ечного] производства - 46 чел.;
из Платоновского р-на – 30 чел., из них: для занятий должн[ости] бригадира прач[ечного] производ[ства] - 4 чел., рабочих по обслужив[анию] прач[ечного] производства - 26 чел.

2. Обязать под личную ответственность председателей райисполкомов и секретарей райкомов ВКП(б) вышеуказанных районов провести согласно пункта первого настоящего постановления на время войны мобилизации трудоспособного сельского населения в возрасте мужчин от 16 до 55 лет и женщин от 16 до 50 лет с обязательным вручением каждому подлежащему мобилизации повестки (извещения).

Все мобилизованные не позже, чем в три дня с момента получения настоящего постановления, должны быть отправлены в гор. Тамбов и сданы в распоряжение начальника санитарного отдела 1-й резервной армии.

3. Обязать председателей райисполкомов и секретарей райкомов ВКП(б) указанных в настоящем решении районов:

а) обеспечить мобилизованных продуктами питания на время нахождения в пути;

б) вменить в обязанность мобилизованным иметь верхнюю одежду, обувь, белье, постельные принадлежности, чашку, ложку и кружку.

4. Обязать председателя Тамбовского горисполкома тов. Григорьева и секретаря горкома ВКП(б) тов. Моисейцева в двухдневный срок с момента получения настоящего постановления мобилизовать на время войны из числа неработающего трудоспособного населения в возрасте мужчин от 16 до 55 лет и женщин от 16 до 50 лет, а также за счет предприятий и учреждений вышеуказанных возрастов в количестве 24 чел., в том числе:

1) зав. делопроизводством, машинисток - 2 чел.
2) дезинфекторов - 4 чел.
3) санитаров - 2 чел.
4) белошвеек - 8 чел.
5) делопроизвод[ителей], казначе[ев] - 2 чел.
6) зав. складом - 2 чел.
7) поваров - 4 чел.

Мобилизацию провести с учетом пункта первого настоящего постановления с обязательным вручением каждому мобилизованному повестки (извещения). Мобилизованных направить в распоряжение начальника санитарного отдела 1-й резервной армии.

5. Виновных в отказе или уклонении от мобилизации, а также лиц, задерживающих мобилизованных, немедленно привлекать к уголовной ответственности по законам военного времени.

ГАСПИТО. Ф. П-1045. Оп. 1. Д. 2623. Л. 13-14. Подлинник.
______________________________
* Из протокола № 241 заседания бюро Тамбовского обкома ВКП(б) от 29 сентября - 8 октября 1942 г. Постановление принято опросом членов бюро обкома ВКП(б) и облисполкома.
** Так в документе. При подсчете – 273 чел.

№ 9
Письмо командования 733-го зенитно-артиллерийского полка в Тамбовский горком ВКП(б) об ускорении мобилизации девушек в войска ПВО
12 мая 1943 г.

Секретно

На основании договоренности с горкомом ВКП(б) последним по линии комсомола проводится добровольная мобилизация девушек в войска ПВО на оборону г. Тамбова. Это диктуется острой необходимостью в связи с резким увеличением средств ПВО.

Поэтому прошу Вас ускорить последнюю, направляя отобранных девушек, как комсомолок, так и беспартийных, в штаб 733-[го] ЗАП ПВО (Советская ул., клуб «Авангард»). Возраст призываемых девушек должен быть от 1923 г. рождения до 1919 г.
Командир 733-[го] ЗАП ПВО майор Шевелев

Резолюция: т. Рындину. Прошу сообщить кол-во мобилизуемых на 13/V-43 г. [Подпись неразборчива].

ГАСПИТО. Ф. П-735. Оп. 1. Д. 829. Л. 3. Подлинник.

№ 10
Заявление А.П. Васильевой в Тамбовский обком ВЛКСМ о зачислении добровольцем в ряды Красной Армии
25 июня 1943 г.

В Тамбовский обком ВЛКСМ
от гр-ки Васильевой Анны Прокофьевны,
[проживающей по адресу]:
Тамбовская обл., Никифоровский р-н,
село Озерки

заявление

Прошу обком ВЛКСМ рассмотреть мое заявление и удовлетворить мою просьбу. Я желаю добровольно вступить в ряды РККА, отомстить врагу за кровь своих родителей, которые зверски замучены, и отомстить за всех тех, которые погибли от палачей. Сама я уроженка Смоленской области и района, а после эвакуации живу в вышеуказанной местности. С 1922 года рождения, имею незаконченное высшее образование, член ВЛКСМ с 1938 года. За время пребывания в комсомоле не имела ни одного взыскания, также за время своей работы не имею ни одного поощрения*. До эвакуации и после работаю преподавателем географии и химии в 5-7-х классах.

В просьбе моей прошу не отказать. Я подавала заявление в Никифоровский райвоенкомат, но там в настоящее время нет нарядов, поэтому для быстрейшего разрешения этого вопроса решила обратиться к Вам.О результате прошу сообщить по адресу: Тамбовская обл., Никифоровский р-н, Озерская НСШ, Васильевой.
Васильева

ГАСПИТО. Ф. П-1184. Оп. 1. Д. 565. Л. 45. Заверенная копия.
____________________________
* Так в документе.

№ 11
Воспоминания ветерана* 3-й гвардейской Волновахской Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии о В.Д. Калашник
Май 1986 г.

Пятый гвардейский стрелковый полк (в составе третьей гвардейской стрелковой дивизии) подходил к литовской границе.

Июль 1944 года выдался на редкость сухим и жарким, но настроение солдат и офицеров в батальонном и спецподразделениях было приподнятым. Недавно прошли партийные и комсомольские собрания под девизом: «Освободим советскую Литву от немецко-фашистских захватчиков и вернем ее в нерушимый союз братских народов СССР». После этого заметно пополнились партийные и комсомольские организации части за счет приема в партию и комсомол наиболее отличившихся в предыдущих боях солдат и офицеров.

Немалую роль в боевом настрое сыграло и вручение дивизии боевого ордена Красного Знамени в местечке Постава, где на празднике присутствовали и представители пятого гвардейского стрелкового полка.

Находясь на марше, полк принимал долгожданное пополнение и в том числе, впервые, девушек - снайперов. Снайперское движение в дивизии было поставлено неплохо, но в нем принимали участие, в основном, только мужчины, а здесь целое отделение снайперов и все девушки. Приятно видеть среди солдат столько молоденьких девушек (и в тоже время, охватывала непонятная тревога).

Заметно подтянулись ребята: стали строже относиться к себе, к своему внешнему виду и внимательнее друг к другу. Ушли из лексикона лишние слова.

Прибывшие девушки - снайпера были почти одногодки (восемнадцать-двадцать лет), только что сошедшие со школьной или студенческой скамьи (Вера Самохина окончила Тамбовское педагогическое училище) и по комсомольскому призыву пошедшие на курсы снайперов, успешно закончили их и прибыли на фронт, влившись в замечательную семью гвардейцев.

Когда мы, ветераны 3-й гвардейской Волновахской Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии, собираемся вместе (в знаменательные дни), то всегда вспоминаем наших славных девушек - снайперов, умных, смелых, отзывчивых и, конечно, красивых.

В наших воспоминаниях солдатская память воспроизводит их такими и только такими. Тяжелые, смертельно опасные дороги пройдены ими совместно с нами мужчинами в последний год войны, войны, подобной которой не знало человечество.

На счету этих отважных девушек одетых в солдатскую форму (их было девять) сто семьдесят девять убитых солдат и офицеров.

Трудно сказать, как, и невозможно подсчитать, сколько солдат и офицеров Советской Армии дожили до конца войны, а многие живут и работают в настоящее время благодаря метким снайперским выстрелам.

Девичья теплота, нежные умелые руки создавали уют и так нужное спокойствие в минуты недолгого затишья. Уходя на поиск или другие задания, разведчики уносили с собой их милую доброту и искреннее пожелание успеха (а в некоторых боевых операциях они принимали непосредственное участие).

Достойна пера и кисти, похвалы и низкого поклона Советская женщина (надо понимать и девушка), женщина - мать, женщина - труженик, а если потребует Родина, то и женщина - воин, способная нести все тяготы фронтовой жизни наравне с мужчинами (это нашло подтверждение Великой Отечественной войной).

Нам бы хотелось рассказать об одной из них, девушке - снайпере, кавалере многих орденов и медалей - Вере - тамбовчанке, ныне Калашник Вере Дмитриевне, которая в течение последнего года войны воевала вместе с разведчиками, помогала им и переживала за них (это в равной степени относится и к другим девушкам - снайперам). Вера Самохина (какой ее воспроизводит наша память в последние месяцы войны и несколько месяцев послевоенного периода). Выше среднего роста, стройна, отлично сложена, что особенно подчеркивала военная форма, сшитая умелой рукой портного. Светло-пшеничные волосы, немного вьющиеся, были коротко подстрижены, что придавало ее лицу милый мальчишеский вид. Лицо молодой русской девушки было припудрено веснушками, весело взбегавшими на чуть-чуть вздернутый носик. Ровные, сверкающие белизной зубы и полные, словно налитые вишневым соком, губы манили своею свежестью. Тонкие, изогнутые месяцем брови и длинные темно-бархатные ресницы подчеркивали красоту ее глаз, цвет которых менялся в зависимости от настроения и светотеней, падающих на них.

Глаза Веры - зеркало ее души и характера, глаза добрейшего человека. Добавьте ко всему этому умение красиво танцевать (она увлекалась бальными танцами), задушевно петь и вы получите полный портрет Веры Самохиной последнего года Великой Отечественной войны.

Много памятных эпизодов в боевых действиях разведчиков оставил заключительный период войны, но мы расскажем об одном опасном и сложном не только для нас, разведчиков, но также и для девушек - снайперов, которые своими метками выстрелами способствовали выполнению очень трудного задания.

Особенно весомый вклад в ту маленькую победу разведчиков внесла сержант Вера Самохина, заставившая замолчать один пулемет, нейтрализовала метким огнем ДЗОТ и вывела из строя около десяти немцев.

Впрочем, расскажу все по порядку. Это было в Литве 18 сентября 1944 года. Чудесная прибалтийская осень. Наверное, лучшая пора года в этом приморском крае. Ясное и солнечное утро предвещало хороший день. Но для гвардейцев он был и юбилейным - третья годовщина 3-й гвардейской стрелковой дивизии (18 сентября 1941 года 153 стрелковая дивизия приказом Народного комиссара Союза ССР № 308 переименована в 3-ю гвардейскую дивизию).

Перед знаменательной датой разведчикам была поставлена задача в 3-х дневной срок, захватить «языка» как носителя сведений о противнике и как подарок юбиляру.

Разведчики полка дважды пытались взять пленного (16 и 17 сентября), но безуспешно. В запасе оставался один день - 18 сентября (мы знаем, что если нами «язык» не будет взят, то на следующий день полк будет проводить разведку боем, а это на фронте крайность и связана она с большими, но не всегда оправданными потерями).

У разведчиков был на примете хорошо изученный ими объект для проведения поиска - высотка «Журавль» (такое название она получила от колодезного журавля, одиноко стоящего на ее гребне). Она хорошо укреплена с фронта и надежно охранялась соседними высотками (на одну из них 16 сентября был организован поиск, а 17 сентября в районе второй - засада. Обе попытки провалились).

Оставалась высотка «Журавль». Этот объект привлекал наше внимание тем, что немцы на нем вели себя беспечно, надеясь на прочную оборону (с флангов под прикрытием огня высоток, а с фронта проволочным заграждением и противопехотным минным полем).

Хорошо изученный суточный режим немцев на главной высотке дал нам возможность установить, что противник устраивал даже «мертвый час» (с 12час. 30 мин. до 13 час. 50 мин.). Движение на объекте в это время прекращалось, и даже наблюдатели прятались от полуденной жары. Этим «мертвым часом» мы и решили воспользоваться для взятия «языка». Рискованно? Да! Даже очень!

Нам известно, что двухрядное проволочное заграждение заборного типа и легко переставляется, а противопехотное минное поле вполне преодолимо, особенно днем. Фланговые высотки можно нейтрализовать огнем артиллерии.

Совместно с саперами разведчики определили места проходов в проволочном заграждении и минном поле. Мы еще несколько дней назад, т.е. до 16 и 17 сентября предлагали организовать поиск - налет на «Журавль», но нам категорически запретил начальник штаба полка, утверждая, что это ничем необоснованный риск, а вернее авантюра.

Верно, доказывали разведчики совместно с капитаном Полторацким (ПНШ-2) - риск и немалый, но он покоится на продуманной внезапности в сочетании с точным расчетом. Но наши доказательства остались не принятыми. И вот, теперь, после ряда неудач, мы снова вынуждены вернуться к непризнанному ранее объекту, но для этого требовалось согласие командира полка. Подполковник Гудков согласился с нашим предложением и дал добро на проведение поиска-налета на высотку «Журавль». Разговор с командиром полка состоялся в восемь часов утра 18 сентября 1944 года, а через 30 минут разведчики начали интенсивную подготовку к поиску. Мы не ставили и не ставим своей целью раскрыть технологию самого поиска, который, в конечном счете, завершился взятие двух «языков», безусловно, не без помощи пехотинцев, артиллеристов и наших славных девушек-снайперов. Нам бы хотелось воспроизвести в памяти отношение Веры Самохиной к поиску, ее непосредственное участие в нем. Показать девушку-человека, девушку-воина.

Она, как и ее подруги, переживала за разведчиков, желала им успеха, но и в то же время хотела, чтобы поиск не состоялся. А если бы тогда ее спросили почему, она против дневного поиска? Навряд ли бы она нашла разумный ответ на это простое и одновременно сложное «почему?». Ее пугал поиск днем, поиск на открытой местности, на высотку, откуда каждая иголочка видна, которая хорошо укреплена и охраняется «младшими сестрами».

- Ох, уж и придумают эти разведчики, - часто говорила она, улыбаясь, - какие-то «три сестры», а почему не пять или не десять, ведь все здешние высотки так похожи одна на другую.

Сегодня разведчики идут за «языком», но ведь они и до этого ходили много раз. Их поисковые операции были удачными, но часто случались и срывы, например, как вчера и позавчера. Но почему-то тогда не было таких переживаний как нынче?

Девушки-снайпера ходили молчаливые, опечаленные, а помочь разведчикам ничем не могли, разве, что стали более внимательными к ним, но от этого, как думали они, ребятам, наверное, легче не будет.

Какой-то и день сегодня не такой, как обычно, - думала Вера: ясное, безоблачное, синее-пресинее небо, солнце огромным раскаленным шаром медленно поднимается по вогнутому небосклону. Хотя бы ветерок подул. С утра жара! А что же будет в полдень? Трудно, ох как трудно будет сегодня ребятам в таком сложнейшем поиске.

- Пора собирать девушек и отправляться с ними в третий батальон, где будет сосредотачиваться вся поисковая группа, - подумала сержант Самохина, командир снайперского отделения.

Вера со своим отделением в десять часов прибыла на передний край откуда через два часа тридцать минут начнется поиск, о котором заговорят и будут долго помнить не только в полку, но и в дивизии, о котором напишут в дивизионной и армейской газетах.

Не прошло и пятнадцати минут, а все девушки-снайпера заняли отведенные им места и приступили к изучению закрепленных за ними объектов в обороне противника. Разведчики - рядовой Григорий Ротонос и младший сержант Дмитрий Дмитриенко вели наблюдение за передним краем немцев через хорошо замаскированные перископы-разведчики. Снайпер Самохина подошла к Ротоносу и тихо сказала: - Гриша, разреши посмотреть, как выглядят и ведут себя ваши «любимые сестры», особенно «Старшая». Разведчик молча отодвинулся от перископа, уступая ей место. Она подошла и с каким-то непонятным страхом прильнула к объективу и стала смотреть в сторону обороны противника. В начале передний край немцев просматривался плохо, но внимательно присмотревшись, Вера начала различать колодезный журавль, а немного ниже земляную насыпь и узкую щель у ее основания. Вера догадалась, что это амбразура дзота (несколько дней назад она все это видела, но только через прицельное приспособление снайперской винтовки). Маскировка плохая, - отметила про себя сержант Самохина. Вот промелькнула каска, очевидно солдат прошел, заглянул в окошко и скрылся.

- Ах, какая отличная цель, - подумала Вера, но стрелять нельзя, категорически запрещено, а винтовка, вот она, рядом, привычная и послушная подруга. Она посмотрела на снайперскую винтовку и еще ближе придвинула к себе. Холодный ствол приятно успокаивал бьющееся сердце, а прицельное приспособление упиралось в левое бедро. Поворачивая перископ вправо, затем влево от колодезного журавля, шаря им по высотке, Самохина не могла представить, как разведчики смогут преодолеть проволочное заграждение и минное поле. Ой! Каким все это кажется недоступным.

Раздумывая, она подняла перископ чуть-чуть вверх, а потом влево и немного погодя вправо. Вера заметила отблеск стекла из под маленького увядающего кустика, который рос на северном склоне высотки. Присмотревшись к нему, сержант набитым снайперским глазом заметила каску и бинокль, направленный в сторону нашей обороны. Продолжая наблюдать, она правой ногой толкнула рядом стоящего разведчика, который понял ее сигнал и, поддерживая левой рукой стойку, на которой был закреплен перископ, стал на место снайпера и начал внимательно всматриваться в оборону противника, туда, куда только что смотрела Вера. Он увидел чахлый, ничем не примечательный кустик, который не один раз проскальзывал перед его глазами, да и глазами других разведчиков.

- Вера, что ты там заметила, неужели тот кустик на северном склоне? - Так мы о нем давно знаем, но он для нас даже ориентиром не может быть! 
- Ты что, Гриша, ведь под ним наблюдатель! - Тихо, нагибаясь к уху разведчика, - проговорила с тревогой в голосе она.
- Смотри внимательно, Гриша. Ротонос смотрел, но ничего подозрительного не замечал. Чтобы убедиться в своей правоте, он попросил снайпера побыть у перископа, а сам пошел к младшему сержанту Дмитриенко, который вел наблюдение метрах в двадцати правее. Но тот на вопрос Ротоноса ответил: - беспокойство сержанта Самохиной не имеет под собой никакого основания. Эти девчата, - продолжал он, - всегда что-нибудь напутают, хотя мы и относимся к ним с уважением.

Перед возвращением разведчика Вера еще раз посмотрела на кустик и увидела, как каска опустилась вниз. Когда Ротонос вернулся от Дмитриенко, она еще раз попросила его внимательно смотреть за кустиком. Однако к ее совету ни Ротонос, ни Дмитриенко не прислушались. Вера настаивать не стала. На этом разговор и закончился.

В это время мелкими группами начали подходить участники поисковой операции. Первыми пришли лейтенант-командир взвода разведки, его помощник - старший сержант Железняк, а вслед за ними появились и другие разведчики.

Чтобы не мешать им, Вера отошла в сторону и пошла вправо по траншее. У нее из головы не выходил тот злополучный кустик, который может наделать много хлопот, а может и помешать выполнению боевого задания. Продвигаясь по траншее, она подошла к уступу хода сообщения, остановилась, поставила ящик из-под патронов, стала на него ногами и начала мастерить смотровую щель, прикрывая ее планками от ящиков, присыпая их землей. Посмотрела в образовавшееся окошко. Видимость плохая. Тогда сержант Самохина взяла лежащий рядом черенок от лопаты и начала расширять смотровую щель, а когда вновь заглянула - видимость стала лучше, обзор шире, охватывающий почти всю высотку.

Оборудование и маскировка снайперского гнезда заняло всего несколько минут. Выбранное место оказалось удачным, а главное, как раз напротив злополучного кустика.

Просматривая местность вокруг него, но уже через оптическое приспособление снайперской винтовки, Вера теперь ничего подозрительного не заметила, все казалось естественным. Неужели тогда ошиблась и разведчики правы? - тревожная мысль пронеслась в ее голове. Нет, не может этого быть! Надо быть внимательней и взять под неослабный контроль этот «спорный объект».

Отключившись от гнетущих дум, сержант Самохина временно переключилась на изучение левого фланга обороны противника (район, где находился кустик, а перед самым передним краем одиночный окоп). Под кустиком что-то зашевелилось, отодвинулось назад и мгновенно растворилось. Вера была уверена, что к ее «объекту» подходит траншея, но брустверов не видно. Это и сбило с толку разведчиков - наблюдателей. Она проверила уже который раз винтовку, оптическое приспособление, точно определила расстояние до намеченных целей и в первую очередь до кустика и одиночного окопа, выдвинутого вперед метров на десять - двенадцать от главной траншеи. С трепетом и волнением ожидала Вера начала дневного поиска, до которого оставалось немногим более тридцати минут.

Гнетущая тишина - предвестник фронтовой бури. (Молчит немецкая оборона, нет выстрелов и с нашего переднего края. У противников выжидательная тактика). Правда, иногда редкий артиллерийский снаряд прошуршит над нашим передним краем и гулко разорвется где-то в тылах полка. Но земля вздрагивает, словно от зубной боли. Удобно расположив винтовку в окошке, проделанном в бруствере, Самохина успокоилась. Маскировка хорошая, заметить ее со стороны противника трудно (вся наружная часть винтовки была легко смазана вазелином и присыпана тонким слоем земли). Вера невольно посмотрела туда, откуда должны начинать поиск - налет разведчики, но там все спокойно. Часы отстукивали последние минуты трепетного ожидания. Сержант присела на ящик отдохнуть и настроить себя на преодоление страха. Но как ни странно, хотелось спать, очевидно, давала себя знать усталость и нервное напряжение. Она неожиданно вздрогнула от посыпавшейся сверху земли.

- Что это, откуда земля? Но ответ на вопрос пришел сразу же. Одним поворотом глаз Вера увидела на кончике веточки, торчавшей из под бруствера, спокойно примостившуюся птичку - синичку, которая [смотрелм] вокруг маленькими и черными глазками - шариками. Стало спокойно на душе от появления этого живого комочка и в то же время тревожно за ее жизнь. Птичка, повернув глаза и немного нагнув головку, всматривалась и, сколько грусти, во внешнем спокойствии таилось в них, и вдруг, перья пернатого вздыбились, головка повернулась вправо, влево, а затем, нервно взмахнув крылышками, она тихо перемахнула через траншею и скрылась в направлении далеко темнеющего леса. Стало по-детски грустно. Сердце сдавила какая-то непонятная тяжесть. Вера с трудом поднялась и, прижавшись правым глазом к кружку оптического прицела, почти сразу же увидела, как один за другим разведчики выскакивали из траншеи и бежали к проволочному заграждению. Она ожидала выстрелов с переднего края немцев, но их не было. Срабатывала немецкая пунктуальность. И срабатывала против самих же себя. До сознания Веры дошло, что поиск начался и начался удачно, без шума и стрельбы. Стало немного легче на душе, мышечная дрожь постепенно утихла, но руками управлять было еще трудно. Надо побороть волнение и взять себя в руки, - подумала сержант Самохина, только в таком случае можно оказать помощь разведчикам. Она хорошо знала, что победить себя - это психологическая победа, без которой не мыслима победа над противником (Вера сделала это с трудом, но своевременно). Снайпер особое внимание решила уделить злополучному кустику и одиночному окопу, но по мере возможности следить и за другими объектами. Началось томительное ожидание кульминационного момента в поисковой операции.

Минуты, да, что там минуты, секунды могли принести много неожиданностей. Вере хорошо было видно, как раздвигались проволочные заборы (заграждения) и в проходы бросились разведчики. Казалось, что немцы вот вот встретят ребят огнем и начнется невероятное. Однако ни одной живой души на высотке, в окопе и под кустиком не было видно (значит, расчет разведчиков пока оправдывается).

Разведчики, преодолев проходы в проволочном заграждении и минном поле, мелкими группами растекались по «Журавлю», охватывая высотку полукругом. Старший сержант Железняк (Вера сразу узнала его маленькую, но крепко скроенную фигуру) уходил заметно вправо как раз, в направлении кустика, оставив немного в стороне одиночный окоп. За ним бежали: сержанты Миша Вяткин и Мордугалим Хасаншин, рядовой Сергей Куликовский и штрафник Клярушин (Вера несколько раз видела его у разведчиков, выглядел он внушительно). Оборона противника продолжала молчать, даже наблюдателей не было видно, очевидно и они, использовали право на «мертвый час».

Самохина увидела, как Николай Железняк подбежал к траншее и остановился, а затем, сделав несколько шагов назад, пригнулся и бросил противотанковую гранату. Последовал глухой взрыв, и черно-серый клубок дыма начал растекаться над высоткой (это было сигналом для активизации действий всех групп захвата). Следом за первым взрывом последовал второй, но уже на левом фланге, где действовала группа сержанта Перепелицина, а чуть правее - старшего сержанта Гаврилова. Дружно заговорили автоматы по всей высотке. В ход были пущены ручные гранаты.

Страх начал одолевать меня, вспоминает Вера, - но сила воли взяла верх над ним. Я увидела как Коля, бишь старший сержант бросился вперед и скрылся в дыму, очевидно, прыгнул в траншею, а следом за ним Вяткин, Хасаншин и Клярушин. Сережа Куликовский остался наверху. Дым немного рассеялся, и стало видно, как из траншеи, словно мешок вылетел немец, подталкиваемый разведчиками и подхваченный Куликовским. Два разведчика подгоняли пленного быстро, но в то же время и осторожно (требовалось внимательность при прохождении проходов, особенно в минном поле) отходили к нашей обороне. На открытой поверхности высотки появились Миша Вяткин и Мордугалим Хасаншин, ведя огонь из автоматов на ходу по невидимому для Самохиной противнику. Словно мячик последним вылетел из траншеи Железняк, и, стреляя, почему-то уходил влево, где действовала группа старшего сержанта Лифенко, а теперь, преодолев минное поле, возвращалась к своему переднему краю. Николай оказался в створе между кустиком и одиночным окопом.

При разборе операции «дневной поиск», сержант Самохина рассказала: - Мне было тревожно, пот покрывал мое лицо, резко заливал глаза, мешал вести наблюдение. Потребовались невероятные усилия, чтобы успокоиться и продолжать следить за действиями разведчиков и поведением немцев. Железняк по-прежнему находился между минным полем и главной траншеей рядом с моими объектами. И в этот [момент] я увидела, как над одиночным окопом появилась каска, а следом рука, метнувшая гранату в сторону Николая Железняка, но через несколько секунд, взращенная им разорвалась рядом с окопом. В перекрестке оптического прицела вновь вынырнула фашистская голова из окопа. Палец моей руки механически нажал на спусковой крючок винтовки, последовала легкая отдача в правое плечо и цель накрыта, один объект обезврежен. Это понял и Николай. Теперь он стал вести огонь из автомата в другую сторону, медленно отходя к минному полю. Я перевела оптическое приспособление на кустик, держа его на прицеле и своевременно. По траншее (теперь я уже не сомневалась в ее существовании), ведущей к кустику, замелькала каска, очевидно наблюдателя, но добежать немцу не удалось: удачный выстрел сразил его, следом такая же участь постигла и второго немца.

После удачных выстрелов мне показалось, что я окончательно успокоилась. Почувствовала уверенность в себе, поверила в меткость своего глаза и твердость в руках. Мельком взглянув левее своих обезвреженных объектов, и меня охватила радость: отходила группа Леши Перепелицина и Дани Кружилина, а в окружении разведчиков маячила долговязая фигура второго пленного. Молодцы ребята, отлично работаете, - подумала я, радуясь за своих друзей. Но вдруг вспомнила, что поиск еще полностью не завершен. Радость мою словно ветром сдуло. Вновь возвращаюсь к увядающему кустику, и сразу же заметила мелькающую голову над траншеей, но уже без каски. Взяв немного с опережением, выстрелила и, наверное, удачно, так как в районе кустика немцы больше не появились.

Открыла интенсивный огонь немецкая артиллерия. Снаряды и мины рвались вокруг высотки и в районе переднего края.

Взвились в воздух одна за другой две красные ракеты, выпущенные лейтенантом, командиром взвода разведки. Дружно заговорила наша артиллерия и минометы, особенно их огонь, был нацелен на фланговые высотки, надежную охрану «Журавля».

Со всех видов стрелкового оружия повели огонь пехотинцы. Продолжали прицельно посылать пулю за пулей девушки-снайперы. По всему видно, что дневной поиск подходит к концу. Большая часть разведчиков и два пленных немца уже находились в расположении третьего батальона. Оставались в нейтральной зоне перед проволочным заграждением только два разведчика и лейтенант - командир всей поисковой операции.

- Но, что это? - Николай Железняк, словно споткнувшись, упал в минном поле. Лежит один. И кажется без движения? Обида, тревога и страх за судьбу своего товарища охватили Веру Самохину.

И в это время в первой траншеи замелькали головы фашистов, но прижатые огнем артиллерии, стрельбой пехотинцев и меткими выстрелами снайперов, они не могли вести прицельный огонь.

Сержант Самохина посмотрела в район колодезного журавля и ей бросилась в глаза развороченная амбразура ДЗОТа (очевидно взрывом противотанковой гранаты) и в ее рваном и задымленном окне что-то зашевелилось. Внимательно присмотревшись, она сквозь дым и пыль увидела немца, который с чем-то возился, что-то пристраивал. На высотках и подступах к ним бушевал огонь, земля покрывалась шапками взрывов. Немецкую и нашу оборону заволакивало дымом.

Правофланговый ДЗОТ за дымом был плохо виден, но зоркий глаз снайпера заметил отблеск сверкающих огоньков. Огонь вел пулемет, но стрелял вслепую, наугад. Вера поправила винтовку, определила расстояние до объекта, установила прицел и произвела по амбразуре один за другим три выстрела. Пулемет замолк. И вновь внимание снайпера было приковано к Николаю Железняку, который продолжал лежать в минном поле.

- Неужели убит? - с содроганием подумала она. - Нет! Старший сержант поворачивается, даже пытается подняться. Разведчики и командование полка сделают все, чтобы фашисты не добили его, или еще хуже, не уволокли к себе (самое страшное для советских солдат, а тем более для разведчиков). И только Вера подумала об этом, как из главной траншеи выскочили два немца и поползли к Железняку, надеясь, что за дымом и пылью их не заметят. Но заметили и, не только сержант Самохина, а и другие. Пули ложились вокруг фашистов, поднимая фонтанчики пыли. Вот один из «охотников» поднялся и бросился к разведчику, но точный выстрел снайпера навечно прервал его бег. Второго немецкого смельчака добил кто-то из пехотинцев или девушек-снайперов. Но жизнь старшего сержанта оставалась в смертельной опасности.

Вера знала, что множество глаз наблюдают за Николаем. Она была убеждена, что скоро последуют меры для его спасения. Огонь с нашей стороны еще больше усилился, запела свою песню «Катюша» приятно для нас и смертельно для врагов. Под звуки «Катюши» кто-то из разведчиков преодолел проход в проволочном заграждении и по минному полю побежал к старшему сержанту. В начале Вера не могла узнать, кого лейтенант послал на помощь Николаю, но, присмотревшись, узнала сержанта Филяева, одного из лучших разведчиков. Ей казалось, сержант продвигается к Железняку очень медленно. Хотелось крикнуть: «Да быстрее же, милый! Время не терпит, Володя!».

Разведчик, подбежав к Николаю, поправил автомат, быстро нагнулся, осторожно поднял и, прижав Железняка к своей мощной груди, убыстряя шаг, стал отходить к своему переднему краю (примечательно, что автомат Николай не отдал, хотя и находился в полусознательном состоянии). За проволочным заграждением к Филяеву присоединились лейтенант и ефрейтор Нестеров. Наблюдая за отходом последних разведчиков, Вера в то же время бросала свой снайперский взгляд и на высотку, где заметно продолжали накапливаться немцы, хотя им не давали даже поднять головы. Со стороны полка огонь еще больше усилился. Посмотрев на ДЗОТ, сержант Самохина заметила мелькающие тени, но меткие выстрелы снайпера заставили их убраться от амбразуры.

Вера с облегчением вздохнула. Она не только видела, но и почувствовала, что поисковая операция находится на финише. В нейтральной зоне оставались только четыре разведчика во главе с командиром всей поисковой группы. Но и они близки к передней траншее. Однако их сопровождал огонь, который в любую секунду мог накрыть отважную четверку. Неужели может случиться несчастье у самого порога своего дома? Но метр за метром разведчики все ближе и ближе продвигались к цели. Оставались считанные метры.

Вера радовалась, но тело продолжало еще бить нервная дрожь. Она радовалась, что Железняк, наш храбрый Коля, спасен и не попал в грязные, запачканные кровью, лапы фашистов.

Вот они, наши милые разведчики, совсем рядом, рукой подать! Сержант Самохина боялась за последние метры, чтобы они не стали роковыми для разведчиков (она уже знала, что Леша Перепелицын и Даня Кружилин были ранены в трех - четырех метрах от траншеи).

А поэтому Вера с трепетом наблюдала за последними 10-12 метрами, которые преодолевали ее друзья - разведчики. Сердце, сердце девушки - воина билось все сильнее и сильнее. Слезы, слезы близкой радости заволакивали глаза, мешали смотреть. Но она все же увидела, как почти у самой траншеи к Филяеву, на руках у которого лежал Железняк, лейтенанту и Нестерову подбежали два разведчика, а так же три девушки-снайпера. Смешались и все вместе скрылись в траншее, надежно укрывшей их от опасности.

Вера Самохина вздохнула полной грудью и заплакала навзрыд. Заплакала от радости и счастья, счастья которое на фронте измеряется товарищеской верностью, жизнью и победой, пусть даже маленькой, но победой. Победой над заклятым врагом. Ведь из маленьких побед, в конечном счете, слагается одна Великая Победа! 

ГАСПИТО. Ф. 9019. Оп. 1. Д. 1701. Л. 6-19. Подлинник.
________________________________
* Фамилия, имя, отчество ветерана не указаны.

№ 12
Из воспоминаний Е.И. Кречетовой , 1923 года рождения, жительницы с. Красная Криуша Тамбовского района
1993 г.

В 1940 году я кончила 7 классов. Поступила учиться в пед. училище, но судьба меня круто повернула. Родительский дом зажгло молнией. Сгорели корова и телка, остались глиняные стены. За учение нужно было платить денежки, которых у родителей не было. Я бросила учебу и решила уехать на заработки по вербовке на кирпичный завод в Одинцово Московской области. Родные не знали о моем отъезде. А когда узнали, то дедушка сильно обо мне плакал как малое дитя. А родная мать только и сказала: «Пусть поедет – узнает Кузькину мать».

В марте 41 г. мы приехали в Одинцово, а 22 июня началась война, и начались муки. Началась страшная бомбежка. Кругом все горит. Страшный ужас. И вот меня, глупую девчонку, направили на крышу дома брать бомбу щипцами и кунать в воду и песок. Страсть Божия! Теперь приехали военные начальники и взяли девчат с 7 классами, куда попала и я. Привезли нас на станцию Очаково на военный завод. Я работала в стеклодувном цехе, делали пробирочки для таблеток. А многие девчата наливали бомбы горючей смесью. Боже мой, сколько слез было… Света не было. Придут с работы – все смазаны горючим, все на них горит. Плачем, а помочь не знаем чем. Вот немец дошел до Можайского шоссе, и наш завод говорили эвакуировать в Куйбышев. Но встали утром – от завода и следа нет. Я не могу сосредоточить этой страсти. И кто куда попал из рабочих?..

Я попала на железнодор[ожный] вокзал и на товарную платформу на Тамбов. Ехали 7 дней под бомбежкой, но добрались до дома. А пощады нет нигде мне, грешной. Где я не была по Тамбовской области! Окопы рыли в Каменброде*. В лесу за Двойней кору обдирали, желуди собирали. На железной дороге ст. Сабурово снег чистили. На станции Хоботово в лесу с солдатами деревья пилила. Это все по области.

А потом отправили в Тульскую обл. на шахту. Но были молоды и резвы. Собрались свои 10 человек и убежали, оставив постель у жителей. Шли пешком, документов нет. Дома не больше недели были, и за нами приехала милиция. И всех взяли в тюрьму на 5 лет без суда. Но меня Господь помиловал. Вместо меня стояла другая фамилия. Когда я осталась дома, то я перекрестилась на все 4 стороны и просила Бога, чтобы меня взяли на фронт.

Зиму была дома, а летом 43 года косила траву в поле колхоза, мне сказали, что мне в дом принесли повестку на фронт. Я, конечно, перекрестилась и благодарила Бога за просьбу, какую он мне дал. Собрали нас в Тамбов на призывной, и с неделю мы здесь торчали – не собрали сколько им было надо. Мать моя всю неделю ездила и возила по корзинке девчатам малины. А потом приехала – ворота открыты, и нет ни души, и никто у нее не взял малину. Обидно было.

Погрузили нас в товарные вагоны и отправились с родного города на бойню. По дороге многие девочки уходили с вагонов, но оставшихся довезли до Украины и всех разбросали по точкам. Я попала в 671-[ю] отдельную зенитно-пулеметную роту. Сопровождали составы. Три пулемета стояли в составе. Очень было страшно от обстрелов. Да и выносили раненых с поля боя. Когда наши забрали г. Витебск, где была страшная битва, то мою 671-[ю] пулеметную роту оставили на месте оборонять город, где я и встретила Победу в 45 году.

Награды у меня – орден Отечественной войны, медаль «За победу над Германией»** и много других. Да я не думала о наградах, я думала о том, как бы помочь своей России освободиться от врага. […]***. 

ГАСПИТО. Ф. 9291. Оп. 1. Д. 14. Л. 1, 1 об. Автограф.
__________________________________
* Так в документе. Правильно – в с. Каменном Броде.
** То же. Правильно – медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
***Опущены воспоминания о жизни в послевоенные годы.

 

 

Партизанское движение

№ 1
Заявление члена ВЛКСМ Рымкевич в Котовский горком ВЛКСМ о направлении в партизанский отряд
10 мая 1943 г.

В Котовский горком ВЛКСМ

заявление

Прошу горком ВЛКСМ направить меня в партизанский отряд. Я должна отомстить за мучения моей матери, оставшейся в Смоленске.

Прошу удовлетворить мою просьбу. Я завещаю* вас, что честно выполню все возложенные на меня задания и скорее умру, чем позволю немцам смеяться над нашими матерями, братьями и сестрами.

Мой адрес: ул. Набережная, 6, кв. 22.

Рымкевич

ГАСПИТО. Ф. П-1181. Оп. 1. Д. 249. Л. 7. Автограф.
____________________________
* Так в документе. Следует читать – заверяю.

№ 2
Письмо В.Егорова Л.Т.Космодемьянской, матери З.А.Космодемьянской
30 октября 1943 г.

Я не знаю Вашего имени. Хватит того, что Вы – мать Зои. Значит, Вы - наша мать, родная, близкая. Не нужно быть нежным сыном, достаточно быть честным солдатом, человеком русской души, чтобы понять Ваше горе, слезы, муку.

Чем Вас порадовать? Что бы сказать Вам такое - нужное, хорошее? Трудно это сделать, но оно есть. Дорогая наша, на днях мы – мстители за Зою, за Вашу материнскую скорбь – вершили достойный суд над одним из убийц нашей родной девушки Зои. Народ аплодировал при этой праведной казни. Это был он – один из запечатленных на снимке… Так – по одному, по два, по десяти, по сотне, по тысячам – изведем гадов с лица земли.

В этот день я написал стих для бойцов. Прочтите его.

По сугробам босую водили,
Выжидали, пытали огнем,
Надсмехались, куражились, били
Своим кованным сапогом.

И застыли уста молодые…
Затянулось тугое витье…
Трепещите, мучители злые,
Перед мстительной тенью ее!

Воин! Пусть твой гнев, твоя ненависть роет,
Рвет и глушит врага на пути!
Слышишь голос замученной Зои:
«Отомсти!.. Отомсти!.. Отомсти!..».

И рокочет в ответ канонадой:
«Нет, не будет убийцам пощады!
Своей кровью свой путь освящу.
Отомщу! Отомщу! Отомщу!».

И отомстим! Клянемся Вам именем Вашей дочери, а нашей сестры – родной бессмертной Зои, клянемся своей юностью – отомстим! Не убивайтесь в горе – мы принесем Вам победу – самое высшее, в жертву чему принесла свою жизнь наша Зоя.
От всего солдатского сердца желаю Вам здоровья и радости
Лейтенант Владимир Егоров

ГАСПИТО. Ф. Р-9291. Оп. 7. Д. 37. Л. 1. Копия.


Космодемьянская Зоя Анатольевна (1923 – 1941), Герой Советского Союза (1942), партизанка, национальная героиня, символ освободительной борьбы. Родилась в с. Осиновые Гаи Кирсановского уезда Тамбовской губернии (ныне Гавриловского района Тамбовской области) в семье служащих. В 1930 г. семья переехала в г. Москву. Окончила 9 классов средней школы. В октябре 1941 г. добровольно вступила в партизанский отряд, действовавший в районе г. Можайска. Дважды направлялась в тыл врага. В конце ноября 1941 г. при выполнении задания была схвачена в д. Петрищево (Рузский район Московской области). Несмотря на пытки, не выдала военной тайны, не назвала себя. Повешена фашистами. Похоронена на Новодевичьем кладбище в г. Москве. Памятники З.А.Космодемьянской установлены в г. Тамбове, на Минском шоссе близ д. Петрищево, на платформе станции метро «Измайловский парк», мемориальная плита - в д. Петрищево. В 201-й школе г. Москвы и в школе с. Осиновые Гаи открыты музеи. Ее именем названы улицы многих городов и сел, школы, астероид. Награждена орденом Ленина. (Тамбовская энциклопедия. Тамбов. 2004. С. 264).

№ 3
Воспоминания П.Я. Кулик «Последний день Зои Космодемьянской»
Дата?

Это было 28 ноября 1941 года. Часов в десять вечера в мою избу привели девушку – босую, в нижней рубашке, без платка. Губы у нее были искусаны в кровь и вздулись, на лбу синяк. В избе находилось 25 фашистских солдат. Девушку посадили на край скамейки. Фашисты стали пинать ее ногами, трепать за волосы, бить по лицу. Один из солдат закурил и спичку потушил о ее тело. Зоя не вскрикнула, она только поморщилась. Это понравилось фашистам. Они стали тушить о ее тело горящие папиросы. Опять ни стона, ни крика.

Зоя попросила пить. Вместо воды один из немцев поднес горящую керосиновую лампу без стекла и обжег ей подбородок. Зоя отшатнулась, но промолчала. Фашисты вокруг захохотали. Так продолжалось до тех пор, пока солдатня не улеглась спать.

С Зоей остался молоденький немец-часовой. На груди у фашиста висел автомат. Он привязал длинную веревку к скрученным рукам Зои и пинком ноги отворил дверь. Показав автоматом на выход, вывел девушку, босую и раздетую, на мороз. Изверг гонял Зою по улице Петрищево до тех пор, пока сам не замерзал. Через 10-15 минут, отогревшись, часовой снова выводил девушку на мороз. Так продолжалось с 10 часов вечера до 3 часов ночи. Ноги у Зои распухли и посинели. В жарко натопленной избе они отогревались и болели особенно сильно. А Зоя лишь пошевелит ногами, потрет одну о другую и молчит. 
В это время я находилась с детьми на печи и по будильнику, установленному немцами на тумбочке, видела, сколько времени девушка находилась на морозе.

Когда немец-часовой приводил Зою с улицы в избу, то сажал ее на край скамьи и веревкой привязывал к дверной скобе. В три часа ночи заступил другой часовой. Зое было разрешено прилечь на скамью. На этой скамье провела она ночь перед казнью. В настоящее время эта скамья хранится в музее Зои Космодемьянской в нашей деревне Петрищево.

29 ноября очень рано утром я вышла из дома за водой на улицу и увидела, что фашисты сколотили виселицу. Я поняла, что они хотят повесить юную партизанку, и решила узнать, где живут ее родители, чтобы после войны сообщить им о судьбе дочери. В семь часов утра мне удалось с ней немного поговорить. Я спросила ее: «Откуда ты?». – «Из Москвы». – «Как тебя зовут?». Зоя промолчала. После же второго вопроса с досадой проговорила: «Зачем Вам это знать, тетенька?». А затем я услышала от нее: «Победа все равно будет за нами. Пусть они меня расстреляют, пусть эти изверги надо мной издеваются, но все равно нас всех не расстреляют!».

Во время разговора присутствовали несколько солдат-немцев, но они русского языка не знали. Но вот в избу вошли офицеры с переводчиком. Мою семью выгнали на улицу.

После допроса мне было разрешено войти в избу. Я увидела, что Зоя сидела на полу, около нее была лужа крови. Встать она не могла. Фашисты принесли с улицы куртку, мокрые брюки. Эти брюки она одеть сама не смогла, так как ноги у нее были обмороженные, и стоять на них было мучительно больно. Офицеры же на нее кричали: «Быстрее одевайтесь!».

Когда Зою, наконец, одели, два солдата подняли ее. Сапог на девушке не было, от слабости ее ноги подкосились, и она упала. Те же два солдата вывели ее на улицу к приготовленной заранее виселице. Немцы, которые были в моей избе, взяли фотоаппараты.

Как только вывели партизанку из избы, то ей повесили на шею фанерную табличку. «Поджигатель домов», – написано было по-русски и по-немецки. По-русски – крупными буквами, по-немецки – мелкими.

На улице Зоя увидела толпу и столб с перекладиной. И тут словно незримая пружина расправилась в ней: юная героиня выпрямилась, оттолкнула локтями конвоиров и твердо пошла вперед, высоко подняв голову.

Горько плача, вернулась я домой. Казнь Зои не видела…

Гитлеровцам показалось недостаточно расправы над живой Зоей. Они не снимали ее тело больше месяца. В новогоднюю ночь к виселице подошла компания пьяных солдат. Теперь они издевались уже над мертвым телом партизанки. Стреляли в нее из оружия, как в мишень, кололи штыками, срывали последние клочки одежды. Взявшись за руки, водили пьяный хоровод вокруг виселицы и выкрикивали песни.

Виселица находилась в нескольких метрах от моей избы. На этом месте сейчас обелиск – место казни Зои Космодемьянской. Страшно вспоминать об этом! Как издевались фашисты в моей избе над Зоей! Но люди должны знать лицо фашизма.

Крепкая была Зоя. Смелая. Если бы я своими глазами не видела всего, не поверила бы. Уж как не били, как ни издевались фашисты, Зоя им ни слова не сказала. Народ нашей страны Зою не забудет никогда!

С 1948 года в деревне Петрищево открыт музей Героя Советского Союза Зои Анатольевны Космодемьянской, и сюда ежегодно приходят тысячи людей поклониться памяти нашей героине-комсомолке.

Кулик Прасковья Яковлевна  

ГАСПИТО. Ф. 9291. Оп. 10. Д. 47. Л. 6, 6 об. Незаверенная копия.

№ 4
Из воспоминаний Ю.А. Шебуновой
4 февраля 1996 г.

[…]*. В начале войны я училась на 1-[м] курсе Смоленского пединститута. Мечта стать учительницей была прервана. 24 июня 1941 года мы, студенты-первокурсницы, явились в райвоенкомат с просьбой отправки на фронт. Мы, девушки, кроме посещения лекций, вечером учились на курсах медсестер. Правда, не успели закончить практику в больницах. Нас военком отправил для продолжения учебы, ссылаясь на то, что призовут студенток 3-[х] и 4-[х] курсов.

26 июня после митинга мы ушли на строительство оборонных сооружений (рытье противотанковых рвов) за г. Красный в сторону г. Орла. Там работали с рассвета до полной темноты. Не ныли, не хныкали, хотя было очень трудно и страшно. Фронт был близок. Фашисты бомбили Смоленск, а на обратном пути старались пролететь над нами и обязательно со стрельбой из пулемета по живым мишеням. С нами рядом работали женщины, старики, подростки.

Наши ребята-студенты были в истребительном батальоне в г. Красном для борьбы с десантами врага. Они почти все погибли в неравных схватках.

На оккупированной территории оставались наши советские люди. Это в основном женщины, старики, девушки, подростки и бойцы, вышедшие из окружения, бежавшие из плена (из концлагерей). Это люди разных возрастов, различных национальностей. Они действовали небольшими группами, отрядами. У них была общая цель: любым способом помогать своей Родине в борьбе с оккупантами.

На оккупированной территории действовали подпольные райкомы, горкомы партии. Они возглавляли руководство партизанскими отрядами, руководили работой подпольных групп.

Очень трудно назвать количество партизанских отрядов на территории Смоленщины и Белоруссии. Более 1 млн. человек было партизан и подпольщиков. Подпольщики и партизаны не давали фашистам покоя ни днем, ни ночью. Они взрывали склады с боеприпасами, уничтожали немецкие гарнизоны, полицейские посты, уничтожали немецкие молокозаводы, подрывали ж.-д. линии, спуская под откос поезда врагов с техникой и живой силой врага. Спасали юношей и девушек от угона в Германию.

Наша подпольная группа в составе учителя Михайлова Михаила Ивановича, его жены учительницы Фаины Григорьевны, студента 3-[го] курса мединститута Белоусова Николая и меня (студентка 1-[го] курса пединститута) действовала в с. Хохлово (16 км от Смоленска).

Наш руководитель Михайлов М.И. организовал сбор оружия по местам прошедших боев в июле 1941 года. Винтовки, гранаты, патроны, диски с патронами для ручных пулеметов и ручные пулеметы. Все это прятали в ближайшем лесу (обвертывали мешковиной) и зарывали в землю. Хранить около жилищ было крайне опасно. За хранение оружия, за укрытие военнопленных, за связь с партизанами грозил расстрел. Об этом было напечатано в приказе, вывешенном на здании полицейского поста.

По приказу немецкого командования население обязано было собирать и сдавать оружие всех видов, в полицию. Поэтому сбор оружия проводился тайно, и хранение собранного находилось в близлежащем лесу. Для видимости я отнесла два диска без патронов в помещение полицейского поста (по совету нашего руководителя).

Вскоре наша группа установила связь с группой подпольщиков (д. Марьино, 4 км от Хохлова). Этой группой руководил Виктор Андреевич Штраухман. Наш советский офицер, коммунист из гор. Энгельса (республика немцев Поволжья). Но он действовал под фамилией Смирнов. Во время боев в Хохлово был ранен в ногу. Местные жители (женщины) спрятали в д. Марьино. Там же находились и другие красноармейцы, вышедшие из окружения. Это Горкин Виктор, Алексеев Александр, Подлепич Афанасий и Иванов (не помню его имени). Вскоре собранное нми оружие было передано Горкину и Алексееву, которые привели в боевой порядок винтовки и пулеметы ручные.

И, установив связь с партизанским отрядом Лебедева Ивана (ленинградец), группа ушла для выполнения заданий. А нас, местных жителей – Михайлова, его жену Фаину Григорьевну, Белоусова и меня – оставили для связи с городом и с отрядом.

Наша группа имела своего товарища среди полицейских Хохловского поста. Это был Жорис Оськин (москвич) – танкист. Его спасли женщины во время боев из горящего танка. А наша группа направила его на службу в полицию. Он страшно переживал, возмущался, но сделал много для группы и отряда. Оськин помог нам и отряду в спасении девушек 1925 года рождения от угона в Германию. Предупреждал о прибытии карательного отряда, сумел уничтожить списки местных комсомольцев, достать настоящие бланки для пропуска в город (айсвайс). А бланки (удостоверения) на немецком языке заполнял комиссар 8-го партизанского отряда В.А. Штраухман.

Спасти 8 девушек 1925 года рождения поручено было Оськину и мне. У него форма полицейского, удостоверение, у меня справка – «благонадежная гражданка» из Хохлова. Мы вывели двух девушек с территории завода автомоторов (г. Смоленск), укрыли в д. Лубня (вокруг деревни лес). А вскоре началось отступление фашистов, полицейским было не до девушек.

Да, после оккупации территории на двери помещения начальной школы (полицейский пост) появился огромный плакат «Новый порядок Германии». На плакате несколько пунктов (крупные буквы черного цвета):

за укрытие военнопленных
за укрытие раненых
за связь с партизанами
за хранение оружия
за хранение радиоприемников и т.д.

И все заканчивалось словом «расстрел». В таких условиях работа подпольной группы и связных отряда требовала строгой конспирации. Ведь расправа с партизанами и их семьями была жестокой.

Наша подпольная группа держала постоянную связь с 8-[м] партизанским отрядом, который входил в состав особого партизанского соединения «13» (полк Гришина С.В.).

Собирали и доставляли сведения о расположении немецких и полицейских гарнизонов (постов), о количестве полицейских. Доставляли в отряд продукты, одежду, медикаменты. Принимали активное участие в укрытии и переправке летчика Петра Скоробогатова, сбитого над городом Смоленском. А из партизанского отряда летчика переправили на Большую землю, т.е. в тыл нашей Родины. Как летчик он был нужен на фронте.

Держа связь с подпольем города, помогали отправке в отряд военнопленных, бежавших из концлагеря Смоленска. В городе было несколько квартир (явка), где встречались с членами подполья. Эти товарищи доставали медикаменты, вручали нам листовки с обращением к населению. Эти листовки распространяли среди населения тайно от полиции. Содержание листовок вселяло надежду на освобождение от фашистской оккупации. Особенно радовались женщины, надеясь на встречу со своими мужьями, сыновьями, находящимися на фронтах.

Наш руководитель М.И. Михайлов имел удостоверение лесника, по которому мог выезжать в лес в дневное время (до комендантского часа). Это удостоверение сумели приобрести члены подполья города. Партизаны пригнали лошадь для Михайлова, на которой он выезжал в лес для «подбора» нужного лесоматериала (деревья) для немцев. Там он встречался с отрядом, получал очередное задание. Затем, по указанному месту встречи, мы доставляли в отряд продукты, медикаменты, а главное – сведения о расположении и количестве полицейских постов, немецких гарнизонов. Во время встречи был условный пароль и напев песенки «Катюши» (или насвистывание этого мотива).

М. Михайлов заранее косил траву на лесных полянках, а потом Фаина Григорьевна, я и Лиля Унт (эстонка) с граблями и корзинами отправлялись в лес под предлогом сушки сена, сбора ягод и грибов. Всегда старались пройти открыто мимо полицейского поста (с граблями, корзинами). А корзина с продуктами и прочими вещами была заранее доставлена за шоссейную дорогу Михайловым в ночное время.

Все задания отряда старались выполнять четко по намеченному плану. Но бывали и неудачи. Одна из таких неудач произошла не по нашей вине.

8-й партизанский отряд получил задание штаба, разгромить полицейский гарнизон в Хохлове. Накануне я получила задание от Михайлова: выяснить количество полицейских. Под предлогом получения справки для пропуска в город мне удалось поговорить с мальчиком 14-15 лет, Витей, который жил в помещении полицейского поста. Он пришел из города, мать умерла, отец на фронте. Полицейские оставили его у себя для уборки помещения, ухода за лошадьми. Витя сообщил о том, что всего 8 полицейских, а остальные куда-то выехали по заданию.

На другой день Фаина Григорьевна, Лиля Унт и я под предлогом сбора грибов, ягод ушли в Рачинский лес. О местонахождении отряда М.И. Михайлов узнал за день до встречи. По его плану удачно прошли мимо полицейского поста, перешли Краснинское шоссе и двинулись по лесной дороге. По заломленным веточкам кустарника (это сделал Михайлов накануне) нашли место встречи с отрядом. Но там оказался погасший костер, следы, ветки ели, а товарищей из отряда не оказалось. Что делать? Нужно обязательно встретиться.

В это время услыхали громкие голоса людей. Недалеко от нас оказались полицейские, которые косили траву, укладывали в повозки. На посту стоял один полицейский с автоматом в руках. Мы тихонько удалились от этой поляны, углубились в лес. Долго шли по лесу, не зная, как поступить нам. Ведь задание не выполнено. Решили идти, надеясь на встречу. Вскоре вышли из леса, вдали виднелась деревня. Местность для нас была незнакомой. На всякий случай я тихонько сделала сигнал (песенка «Катюша») – легкий свист.

К нашей радости услышали ответный сигнал. Приблизившись к кустарнику, увидела руку с пистолетом. Ответив на условный пароль «Шалаш», увидели командира отряда Лебедева Ивана. Быстро передали продукты, сведения, получили новое задание и двинулись в обратный путь.

Вернулись в Хохлово с полными корзинами грибов около 5 час. Вечера и вдруг узнаем, что в Хохлово прибыл отряд полицейских во главе с сотником Николаем (фамилия неизвестна). Немедленно затопили печь, сожгли белье партизан, принесенное из леса для стирки. Но как предупредить своих, что внезапно обстановка изменилась и преимущество будет на стороне полицейских. Мы не знали, с какой стороны леса выйдут наши и в какое время.

Ночью отряд напал на помещение, в котором находились полицейские. Бой длился почти до рассвета, а затем отряд вынужден был отступить, т.к. силы были не равны. Один полицейский был убит, а среди партизан тяжело ранен учитель Сивенков Григорий. Несмотря на неудачу, нападение на полицейский пост вблизи города вызвало страх и панику среди немецких постов, а полицейские стали меньше бесчинствовать среди населения.

Во время выполнения задания над Смоленском был сбит наш самолет, а летчику Петру Скоробогатову удалось спастись на парашюте (опустился в ров позади зенитного орудия фашистов). Одна женщина из города вывела его ночью в д. Арефино к Белоусову Николаю. Белоусов сообщил об этом Михайлову, который в ночное время перевез летчика в д. Марьино (4 км от Хохлова) т.к. оставаться в Арефино было крайне опасно. Несколько дней летчик находился на чердаке Плошенковой М.В., а затем с группой товарищей был переправлен в близлежащий лес. В Хохлово прибыл карательный отряд, и это создавало опасность для летчика и трех товарищей из города. В этом лесу группа с летчиком находилась четверо суток.

Фаина Григорьевна и я с большим трудом доставили продукты для них. Этот лес находился среди луга и поля, а с третьей стороны пролегала дорога на аэродром фашистов. Пришлось ползком проделать открытое расстояние через луг, т.к. с дороги хорошо просматривалось это пространство.

Встреча состоялась, продукты были переданы, предупреждены о карателях. Через 4 дня группа была переведена в большой лес. А летчик был переправлен на Большую землю.

Вспоминается несколько моментов (эпизодов), когда нужно было принять быстрое решение.

Однажды я несла патроны под подкладкой пиджака, которые были найдены в парке. Пиджак был наброшен на плечи. Выйдя из парка, я столкнулась с полицейским Ленькой (бывший власовец) по фамилии Демин. Он подошел ко мне, громко смеясь, спросил: «Куда одна ходила?».
Сначала я растерялась, а затем спустила пиджак с плеч, взяв его в левую руку, а справа шел полицейский. Я вынуждена была ему глупо улыбаться, отвечать на его вопросы. В голове была одна мысль, как незаметно донести пиджак с патронами. В это время навстречу выбежал мой маленький братик. Я попросила его принести воды для дяди полицейского, а пиджак незаметно опустила на траву около огорода. Вскоре полицейский ушел, а патроны через несколько дней были доставлены в отряд.

Такие неожиданные встречи были при доставке ручного пулемета и диска с патронами для пулемета. Ручной пулемет нашла около картофельного поля в хорошем состоянии. Нужно было спрятать где-то в парке или в кустарнике. Прикрепила пулемет на велосипеде и въехала в парк (по тропинке). А навстречу – полицейский Хайло (бывший власовец). Что делать? Постаралась «упасть» с велосипедом в заросли бурьяна. И пока поднималась, пулемет спустила в крапиву. А ночью перенесла в надежное место. Затем передала Алексееву Саше (для отряда).

Хочется еще вспомнить о нашем хорошем товарище, Оськине Ж. Он ушел в отряд после разгрома молокозавода в Калинщине. Постарался остаться на посту, когда полицейские после пьянки уснули. Оськин вынес автоматы полицейских из помещения, пока они спали. Молокозавод был полностью разгромлен. Молочные продукты розданы местному населению, а часть доставлена в отряд. Жоржа «увели» партизаны и «казнили» его за измену Родине. А он продолжал бороться в отряде. Погиб при переходе ж.-д. линии под г. Орша после выполнения задания. Отряд наткнулся на засаду врагов. Погибли командир 8-[го] партизанского отряда Лебедев Иван, Оськин Жорж, Горкин Виктор, Иванов (не помню имени).

В нашем отряде были и подростки (13-14 лет). Они могли незаметно пробраться в такие места, куда трудно проникнуть взрослым. Собирали данные о расположении немецких частей, о передвижении вражеских войск. Это Миша Фейгин (ныне живет в гор. Моршанске), Слава Тамаркин, Петя Иванов (погиб после освобождения Смоленщины). […]**.

ГАСПИТО. Ф. 9291. Оп. 3. Д. 44. Л. 1об.- 9. Оп. 8. Д. 63. Л. 64-67. Автограф.
__________________________________
* Опущена вступительная часть воспоминаний о начале Великой Отечественной войны.
** То же о послевоенных встречах бывших партизан и подпольщиков соединения «Тринадцать» полка С.В. Гришина.

 

Медицинское обеспечение

№ 1
Из воспоминаний З.А. Котовой *
1986 г.

[…]*. Часто мне вспоминается, когда мы ехали из-под Смоленска. В июле 1941 года по дороге, в вагонах, военные медики изучали, как пользоваться винтовкой, гранатой, одевать противогаз на раненого. За короткое время мы переквалифицировались на хирургических медсестер.

Первых раненых я перевязывала под городом Смоленском в госпитале № 113. Бои за этот город были ожесточенные, кровопролитные. Несколько раз в сутки отбивали г. Смоленск от фашистского нападения, но были вынуждены его оставить. Двадцать суток без отдыха перевязывали раненых бойцов и командиров Красной Армии и отправляли их в тыл.

Под Смоленском в районе станции Кардымово мы попали в окружение. Раненых много. Из медсестер были убиты Таня Прохорова, Лиза Чернышова. Эти товарищи были смелые, энергичные.

Мы отступили к городу Вязьме. На пути встретилась немецкая пехота. Она перехватила наши машины, погруженные с ранеными, и стала их расстреливать. Убили врача Сергееву Екатерину, медсестру Ломакину. Я чудом осталась живой. Собрали только легкораненых, которые спаслись от немцев, и переправились через реку Днепр. Ночью недалеко от Соловьевской переправы по реке плыли убитые лошади, солдаты и разный транспорт.

Было страшно: горят города и села, гибнет все вокруг. Переправа захвачена немцами. Часто мы были вынуждены прятаться по лесам Смоленщины. По пути переплывали реку Десна и вместе с ранеными перешли и поле боя. Только тогда мы попали в свое войсковое расположение. В свой госпиталь больше не попала и всю войну его не встретила.

Затем направили меня в запасной полк, в полевой походный госпиталь № 2266, который находился в г. Сухиничи. Госпиталь машин не имел, а были лошади с повозками.

В октябре месяце поступил приказ отступить на Москву. Раненых взяли с собой на повозки, а мы, медсестры, шли за ними пешком до самой столицы через г. Калугу.

Когда шло контрнаступление нашей армии под Москвой, то была сформирована санлетучка № 10, на которой возили раненых с передовой по железной дороге. Их вывозили с городов Наро-Фоминск, Малоярославец, Тихново-Пустынь до Смоленской области. Летучка № 10 попала под бомбежку. Все остались живы. После этого случая нас расформировали по госпиталям. Я была направлена в госпиталь № 177. Там я работала в приемно-сортировочном отделении.

Когда от Москвы отогнали гитлеровцев, наш госпиталь был направлен на Воронежский фронт. Развернулись мы в лесу гор. Боброва в 1942 году. Раненых много, их оперировали, перевязывали и отправляли санпоездом в тыл.

За хорошую работу мне был представлен в виде поощрения отпуск в Тамбов на две недели. Праздник Октября 1942 года я была дома. Брат, муж и отец были на фронте, я встретилась с матерью и родственниками. Для меня была радость еще и в том, что в Наро-Фоминске я встретилась со своим отцом. Радости и слез не было предела.

Шли жестокие бои в Воронежской области за реку Дон и село Верхний Мамон???. Много было раненых и обмороженных. Ведь зима 1942 года была холодная, морозы достигали сорока градусов. Купать раненых было холодно, иные из них поступали и тифозные.

Под Воронежем я сочинила небольшое стихотворение «Безымянная». Вот оно:

Но как я забуду то хмурое утро, 
То хмурое утро декабрьского дня,
Когда, презирая и смерть, и увечье,
Теплом ты своим прикрывала меня.
Ползла ты по снегу, железом иссеченному,
В окованной стужей задонской степи.
И красноармейцу, металлом калеченному,
Тихо шептала: «Родной, потерпи…».
В то хмурое утро, тяжко-кровавое,
Сдала ты, сестричка, меня в медсанбат,
Какая была ты – скромная, бравая?
И имя твое не узнал у ребят.
Но облик твой вечно храню в своем сердце
И утро то хмурое, Воронежский фронт.
Моя безымянная сестричка, поверь мне:
Твой образ в душе навсегда. Ферапонт.

Враг был отброшен далеко, и мы с Воронежского фронта переехали под город Харьков. Стояли недалеко от ст. Лозовая в селе Михайловка.

Бои за Харьков и Лозовую были ожесточенные, кровопролитные. Раненых не успевали отправлять. И под Лозовой в Михайловке мы попали в окружение врага. За вывоз раненых из окружения я была награждена медалью «За боевые заслуги».

Наш госпиталь вышел из окружения в гор Купянске. Было очень много раненых, зараженных и тифом. Из сотрудников госпиталя много заболело тифом. Начальник госпиталя капитан Новородовский умер от этой болезни, похоронили его в г. Купянске. Медсестры вылечились. Отступая, немцы в Купянске закопали в землю заживо 75 человек жителей. Были и дети. Их перезахоронили в братскую могилу около школы № 10. Весь процесс затем засняли на пленку киножурнала «За Советскую Украину».

Запомнилось и то, что в этом городе поймали диверсанта, который взрывал мосты, заводы, станции. Его судили и казнили через повешение.

При взятии города Днепропетровска всему нашему госпиталю пришлось переплыть на пароме, который жестоко бомбили.

В гор. Апостолове раненых обрабатывали секретным мылом «К», и сразу же тифозных больных не стало.

Весной 1944 г. принимали раненых из гор. Одессы, Николаева. Затем переехали в Молдавию. Нас встретили хорошо, активно помогали в работе взрослые и дети. Я сочинила стихотворение «Кишинев»:

Мы идем. Кишинев предвесенний… 
Бродит ветер по нивам седым,
И на запад, как тень преступлений,
Отступает пожарища дым.
Мы идем, и вслед за нами
Дни свободы и счастья идут,
Скоро-скоро над нами
Возвестит о победе салют.
Мы идем, и вслед за нами
Дни свободы и счастья идут,
Скоро-скоро над нами
Возвестит о победе салют.

В городе Кишиневе не пришлось побывать. Нас перевели на следующий день на другой фронт, на освобождение г. Ковеля. Раненых принимали в палатках, шалашах и землянках. Сами строили все необходимое. За освобождение Ковеля меня наградили благодарственной грамотой. Начальником госпиталя был врач Омельченко, а ведущим хирургом – Баев.

На реке Висле во время переправы наш госпиталь подвергся бомбардировке. Много медсестер было ранено. В г. Лодзи нас, медработников, поставили на учет по сдачи крови, мы стали донорами. Не задумываясь, мы сдавали кровь. За всю войну я сдала 8 литров для восстановления здоровья советских воинов, их быстрейшего возвращения в строй.

Коллектив нашего госпиталя № 177 работал четко, слаженно, без признаков усталости. В апреле 1945 года мы пересекли границу Германии. Граница Германии с Польшей была обозначена белыми столбами с черными на них полосками. На столбах прибиты доски с надписями: «Вот она, проклятая Германия!», «Бей врага в его собственной берлоге!», «Враг будет разбит! Победа будет за нами!». Какая была радость – мы достигли границы!

За прорыв обороны немцев и наступление на Берлин мне в числе многих других боевых товарищей была объявлена благодарность с вручением грамоты.

В основном были у нас раненые при освобождении Берлина. Мы, военные медики, очень верили в нашу победу. Видели и ощущали, как бойцы и командиры настроены по-боевому. И сами мы становились настоящими бойцами за жизнь и здоровье наших славных воинов. За вынос раненых из-под руин и оказание им помощи я была награждена орденом Красной Звезды.

Радостным был и для меня, и для всех советских людей День Победы, который я встретила в Германии. Все закаленные в огненной буре, в том числе и я, поставили свои подписи на рейхстаге. В то время я служила в 8-й гвардейской армии, которой командовал прославленный генерал В.И. Чуйков.

В День Победы почти каждый год мы, фронтовые медики, снова встречаемся друг с другом и как боевые друзья, и как родные и близкие люди. Все мы искренне хотим, чтобы наше, да и грядущее поколения никогда не узнали бедствий войны, всех ее ужасов. Пусть всегда будет мирное небо. 

Проклятье Гитлеру
Гитлер, Гитлер ты кровавый,
Людоед проклятый ты,
Сукин сын, подлец неправый,
От возмездия – в кусты
Улизнул. Крысиным ядом
Отравился и издох,
Никого с тобою рядом,
Твою душу проклял Бог. […]***.
Котова

ГАСПИТО. Ф. Р-9328. Оп. 1. Д. 6. Л. 48-53. Подлинник.
______________________________
* Из рукописи книги «Бойцы вспоминают минувшие дни».
** Опущены биографические сведения довоенного периода.
*** То же послевоенного периода.

№ 2
Воспоминания Л.В. Малютиной
1996 г.*

Война меня застала на четвертом курсе мединститута. 22 июня 1941 года наша группа должна была сдавать последний экзамен, а там каникулы. День был солнечный, теплый, настроение у всех приподнятое: как же – скоро отдых, встреча с родными. Но вдруг объявили: «Война, война!!!».

Сразу же все изменилось, как будто бы и солнце померкло. И нас будто кто подменил, как будто мы перешагнули за какую-то черту жизни. И уже не радовала сдача экзаменов, да и на каникулы никого не отпустили. Весь курс перевели на казарменное положение. По ночам по сигналу «Тревога» нас поднимали и строем вели на вокзал разгружать эшелоны с ранеными воинами и эвакуированными детьми. Днем мы ходили мыть школы и приспосабливать их под госпитали. Питание с каждым днем ухудшалось, но, тем не менее, мы, все как одна, стали донорами, хотя сами после сдачи крови падали в обмороки. А как же – раненым нужна кровь.

Зимой 1941 г. вместо каникул нас послали в Чадский район Пермской области на вспышку сыпного тифа, где мы перенесли первую потерю: двое студентов заразились и погибли.

В 1942 г. весной после госэкзаменов весь наш курс (кроме ребят, которых перевили в г. Куйбышев) санитарным поездом отправили в г. Вологду на курсы усовершенствования старшего медсостава, где мы должны были учиться три месяца. Но нас уже через три недели начали отправлять в формирующиеся воинские соединения. Меня с подругой направили в лыжную бригаду, которая формировалась в лагере «Лахта» под Архангельском. Начальник медсанслужбы доктор Гладков встретил меня криком: «Боже мой, скоро бой, а мне детский сад надо открывать».

В лагере началась настоящая военная жизнь. Время распорядилось не по часам, а по минутам, как говорится до седьмого пота. Начались тренировки на лыжах, [по] сборке и разборке палаток, развертыванию операционных и перевязочных столов и т.д. Когда бригада была полностью укомплектована, нас в теплушках отвезли в г. Тихвин.

В ночь под Новый 1943 год весь Волховский фронт выступил на соединение с Ленинградским фронтом. Задача – прорвать блокаду г. Ленинграда. Двинулась туда масса различных воинских соединений. Ночь была очень холодная, ветреная, мы все на лыжах в маскировочных халатах, лица закрыты шерстяными шлемами, запрещено разговаривать, курить, чиркать спички. Получили приказ срочно развернуть палатки и быть готовыми к приему раненых. Началась артподготовка, все кругом загрохотало, загремело, земля содрогалась, все горело, наша артиллерия била через нас. И вдруг все замерло. Такая тишина – до звона в ушах. И где-то издалека послышалось «Ура-а-а…». Это наша пехота пошла в бой.

Не успели опомниться, а к нам начали поступать раненые, закипела работа. Не успеют одного раненого снять со стола, как уже другого кладут. Не отрывая глаз от ран, с лица твоего пот градом, только даешь команду: «Сотрите пот» или «Дайте напиться». Если чуть-чуть схлынет поток раненых, успеем друг другу головы облить холодной водой и снова к столу. Кроме первичной обработки ран, остановки кровотечения, введения противостолбнячной и противогангренозной сыворотки, на раненых заводилась карта передового района – документ, с которым он следовал на следующий этап. Всю эту писанину и инъекции выполняли медсестры и фельдшеры, которым врач только успевал диктовать. А раненых все везли, несли, а кто-то сам шел, кто-то полз, кто-то как мог добирался до нас.

Помню, вошел один больной раненый в челюсть, а у него огромная кровавая борода до самого «пола». Нужно ее как-то отцепить, чтобы срочно остановить кровотечение и надеть на челюсть шину. Думаю, ведь больно же ему будет, когда я начну отрывать, а он показывает рукой: «Смелее, смелее». Потом принесли молодого парнишку, он не мог лежать, сидел на носилках. Посмотрела, а у него огромнейшая [рана] грудной клетки справа и в нее видно, как легкое дышит. Он задыхался – открытый пневмоторакс, срочно наложила ему повязку – «пробку», и он успокоился, заговорил.

После боев (ох, как мало осталось в живых) нас отвели на отдых в лесок, в огромную палатку. Мы как вошли в нее, так и попадали, кто где стоял, даже не расстегнули полушубков. От сильного переутомления у нас начались звуковые галлюцинации, и мы будили друг друга, крича: «Подъем! Раненые поступают». Долго не могли отдохнуть, не могли отмыть руки, они от крови были коричневыми. Потом к нам приходил начальник медслужбы и благодарил за работу, за стойкость и выносливость, за быстроту.

Бои закончились, блокада Ленинграда была прорвана, но война еще далеко не закончилась. Так как нас осталось очень мало, часть нашу расформировали, и я попала в госпиталь под Ленинград на станцию Хвойная. После работы на передовой жизнь в госпитале показалась раем: можно было помыться, поспать в постели, поесть за столом, поработать в настоящих операционных и перевязочных и, самое главное, было у кого поучиться. Да и бомбили госпиталь редко. Работы тоже было много. Но это уже не передовая. Летом, когда бои затихли, раненых поступало меньше, и нам удавалось делать даже плановые операции.

В окрестных лесах оставались еще отдельные группы немцев, и часто поблизости вспыхивали бои, их называли «боями местного значения». И вот однажды совсем недалеко вспыхнул такой бой. Нас с подругой начальник госпиталя послал туда помочь обрабатывать раненых. Дорога шла через кладбище, мы быстро бежали, стало жарко, шапки сдвинули на затылок. Я бежала первой, Тамара за мной. Вдруг слышу выстрел, выстрел, выстрел. Шапка с меня слетела. Это снайпер ударил в звездочку на шапке. Успела крикнуть: «Ложись!». Мы упали среди могил и чуть шелохнемся – сразу же начинают стрелять. Лежа без движения, мы незаметно для себя уснули. Сколько прошло времени – не знаем, только проснулись от тишины. Солнце было уже высоко, в лесу даже птицы посвистывают. Встали, пошли на ту поляну, где шел бой. Мы не дошли до нее немного, снайпер снова нас остановил. И мы поэтому не выполнили приказ. Очень расстроились, что нам попадет, быстро возвратились в госпиталь. А там как раз прибыла «летучка» с ранеными и нам крикнули: «Быстрей переодевайтесь и в операционную». Нас не ругали, не осуждали.

Работали, спасая раненых. Так продолжались обычные военные будни до незабываемого дня Победы.

Л. Малютина, врач,
бывший командир медсан. взвода
11-й лыжной бригады
2-й ударной армии Волховского фронта

ГАСПИТО. Ф. Р-9291. Оп. 5. Д. 2. Л. 45-47 об. Подлинник рукописный.
_______________________________
* Дата установлена по соседним в деле документам.

№ 3
Из воспоминаний А.А. Медведевой *
1986 г.

[…]**. Весной 1941 года я закончила институт и получила квалификацию преподавателя педагогики и методики в дошкольных педучилищах. Но жизнь распорядилась по-своему. В апреле мы получили дипломы, а 22 июня началась Великая Отечественная война.

Проводив на следующий день на фронт самых близких и дорогих мне людей, я подала заявление с просьбой принять меня на курсы медсестер, по окончании которых послать на фронт. Так, по зову сердца, по комсомольскому и гражданскому долгу, уже на третий день войны 24 июня я вновь села за ученический стол.

В ноябре 1984 года газета «Тамбовская правда» печатала на своих страницах архивные документы 1941 года. В одной из информаций Тамбовского горкома партии обкому ВКП(б) от 24 июня 1941 года говорилось: «В горком ВЛКСМ подано двести заявлений девушек комсомолок с просьбой принять их на краткосрочные курсы медсестер, по окончании которых просят послать их на фронт». И я не без гордости подумала, что к этой информации имею прямое отношение. За годы войны восемь тысяч медсестер и четыре тысячи сандружинниц были подготовлены Тамбовским обществом Красного Креста.

Окончив без отрыва от работы 6-тимесячные курсы медсестер первого военного набора, я была мобилизована в армию и направлена во фронтовой военно-санитарный поезд № 1053, принадлежащий фронтовому эвакопункту № 37, который за четыре года обслуживал шесть разных фронтов: Брянский, Калининский, Сталинградский, Ленинградский, Карельский и 2-й Прибалтийский. Но длительнее всего наш поезд был предан Ленинградскому фронту (с 7.02.43, когда была построена железная дорога по Приладожскому коридору и через километровый Невский мост, названная дорогой Победы, до февраля 1944 года).

Мы забирали раненых из медсанбатов и полевых госпиталей и перевозили их в госпитали ближайшего фронту тыла. Это были тяжелейшие, изуродованные металлом люди (так называемые нетранспортабельные), которых нельзя еще было эвакуировать в глубокий тыл, но нельзя было и оставлять во фронтовых госпиталях, куда постоянно доставляли новых раненых и больных воинов. Нам все время приходилось курсировать вблизи фронтов. Были еще тыловые, хорошо оборудованные санитарные поезда, которые эвакуировали раненых в глубокий тыл. Их называли госпиталями на колесах.

Четыре долгих тяжких года, дни и ночи на колесах. В постоянном движении с ранеными, больными, обожженными, обмороженными и контужеными воинами по трудным, перегруженным, неспокойным военным железным дорогам нашей разоренной, разграбленной, печальной страны.

Как все это было непросто… Сколько сил, выдержки, внимания, терпения, заботы, постоянного физического и нервного напряжения требовала наша военная служба. Каждая медицинская сестра обслуживала три вагона-теплушки с тяжелоранеными и больными воинами и два дополнительных вагона с легкоранеными, больными или контуженными. Такие прицепы сопровождали нас почти в каждом рейсе. И если первые требовали постоянного наблюдения, нуждались в уходе, лечении (уколах, перевязках, лекарствах), то за другими приходилось постоянно переживать и следить, чтобы никто из них не отстал от поезда на остановках. Это считалось «ЧП» и влекло наказание. Каждого принятого воина с личными вещами, с историей болезни, с записями, сделанными в пути следования поезда об оказанной помощи, лечении, осложнениях и пр., нужно было сдать в госпиталь.

Особенно трудно было, когда загруженный до отказа поезд попадал под бомбежку вражеской авиации. Первое страшное боевое крещение мы получили зимой 1942 г. под Брянском. Жертвы были огромны.

Наши переживания безграничны. С каждой такой бомбежкой мы взрослели, мужали, седели, учились стойкости, выдержке, умению преодолевать любые трудности, владеть собой в любой обстановке. Во время бомбежек часто бросалось в глаза несоответствие между напряженными, беспомощными лицами раненых мужчин и сдержанными, спокойными лицами женщин, выполнявших свою работу. Это было, когда, попав впервые в санитарный поезд, тяжелораненые воины оказывались безоружными, лишенными возможности давать отпор, уничтожать ненавистных врагов, были незащищенными перед лицом опасности.

Девушки, женщины-медсестры, санитарки, сандружинницы привычно уже выполняли свой гуманный долг по спасению, оказанию помощи и эвакуации раненых. Мы видели и плачущих пожилых мужчин, и совсем молодых, но уже поседевших юношей, едва вырванных у смерти усилиями медиков. А тут самым главным было – уметь вовремя отвернуться, не дать понять, что ты увидела, как бежит по щеке жгучая и скупая мужская слеза.

С болью в сердце, со слезами на глазах проезжали мы через разрушенные города, до тла сожженные села. Видели голодных, измученных, лишенных крова людей и среди них детей с застывшими в ужасе лицами, с потухшими глазами, забывших про улыбки на бледных губах. Они переносили голод, бомбежки, видели пламя пожаров, смерть матерей, гибель ближних. И самое страшное свидетельство войны – раненые и убитые дети, голодные, грязные, босоногие, осиротевшие дети жестокой войны. Ежедневно встречали мы их на своем пути по фронтовым железным дорогам.

В поезде детей отмывали, кормили, приводили в порядок одежду, а потом сдавали их вместе с ранеными. Оттуда ребят – чаще уже с тыловыми поездами – отправляли в детские дома. Так сотни тысячи детей были спасены от голода, болезней, а то и неминуемой гибели военно-санитарными поездами.

75 % личного состава нашего поезда составляли девушки-комсомолки и молодые коммунисты. Сколько погибло их от бомбежек вражеской авиации, артобстрелов, крушений, пожаров от немецких зажигательных бомб… Но в нашей памяти, в сердцах, перед мысленным взором живых они навсегда остались молодыми, бесстрашными, верными патриотами своей Родины.

После полного освобождения от фашистских захватчиков нашей советской земли нам довелось вывозить раненых из советских госпиталей, расположенных в Польше, Румынии, Германии и Чехословакии.

Указ Президиума Верховного Совета СССР о расформировании военно-санитарных поездов был издан 25 сентября 1945 года. Но наш и несколько других поездов получили приказ продолжить и завершить возвращение наших раненых на Родину, а затем вывезти репатриированных из Германии (насильно угнанных в рабство, в фашистскую неволю советских людей из оккупированных городов и сел нашей страны и освобожденных из фашистских лагерей советских военнопленных).

Только 31 декабря 1945 г. в самый канун Нового первого мирного 1946 года я вернулась домой, возвратилась к работе с детьми. […]***.

Александра Аркадьевна Медведева 

ГАСПИТО. Ф. Р-9328. Оп. 1. Д. 6. Л. 61-65. Подлинник.
______________________________
* Из рукописи книги «Бойцы вспоминают минувшие дни».
** Опущены воспоминания о предвоенных годах.
*** То же биографические сведения послевоенного периода.

№ 4
Из воспоминаний М.В. Кузнецовой *
1986 г.

Войну я познала с 1942 года. Будучи еще студенткой 5-[го] курса мединститута, уже была на линии фронта под Сталинградом. Ехала из Астрахани в Саратов. Не доезжая ст. Эльтон, налетела на эшелон вражеская авиация. Разбомбили эшелон, и нас осталось в живых семнадцать человек. «Мессеры» летали бреющим полетом и оставшихся в живых расстреливали.

Стало тихо, прекратились налеты и бомбежки, и мы вышли вглубь калмыцких степей, где находились несколько дней, питались отходами. Обессиленные, мы еле добрались до железной дороги, куда прибыл рабочий батальон. Нас накормили и довезли до ст. Эльтон.

Начальник станции звонит в Саратов: «Принимайте гостей, такие грязные измученные молодые люди прибудут к вам». Начальник станции г. Саратова ответил: «Не может быть, чтобы на этом пяточке могли быть живые люди». Везли нас на бронепоезде. На вокзале г. Саратова нас встретили, накормили лапшой. Вот тут-то мы все разболелись, болели желудки.

Далее нас определили в общежитие мединститута, перевели на военный факультет. В клинике академика Миротворцева мы проходили практику. Вел ее сам академик Миротворцев. Мы, выпускники, принимали раненых со Сталинградского фронта. Мы обрабатывали одного раненого. У него спина вся обугленная, черная, сожженная. Он не кричал, не стонал, а только просил: «Девочки, потихоньку, а то нестерпимо больно». Таких, с ожогами, было очень много, а также с ранениями в конечности, в живот и голову. Раненые были разных возрастов, но какая у них была сила воли, выдержка, а ведь боли у них были нестерпимые.

По окончании военного факультета я была направлена на Воронежский фронт, где служила в санитарном управлении фронта (1943). Мы, медики, выносили раненых с поля боя. Начальником у нас был майор Кофтон, а начальником сануправления – генерал Семека.

И вот, в одну из ночей на нас напали немцы. Наши войска освободили от немецких захватчиков село Доцентовку. В этом селе наше сануправление развернулось. Нас распределили по хатам. Слышу, ночью шорох в коридоре. Мы с хозяйкой взялись за дверь, держим ее, чтобы не смогли открыть. Слышим, с чердака один прыжок, второй – и рвут дверь. Но в эту ночь мы должны были передислоцироваться. Было страшно, хозяйка говорит: «Наверняка наши войска опять сдали нас немцам». Но она ошиблась. Военный дежурный стучит в окно: «Товарищ военврач, выходите, машины готовы». Но я выйти не могу. Прислали патрулей и взяли двух немцев.

Оказывается, когда наши войска пошли в наступление, четыреста человек немцев в лесу остались отрезанными. А эти пятнадцать человек (разведка) напали на нас. Жертв не было. Мы выехали в село Васильки, только что освобожденное нашими войсками. В этом селе страшно было. При отступлении немцы оставили много трупов, виселиц. Мы, медики, всю ночь простояли в полицейской хате, пока настало раннее утро.

Выехали, и вот здесь приключилось со мной невероятное. Я пошла в продпункт получить продукты и потеряла продаттестат. Шла по красным флажкам. Обратно пошла также, но минеры местность разминировали и флажки переставили. Я заблудилась. Зашла уже вечером в одну хату.

Женщина, мужчина и парень пили самогон. Я сразу сообразила: что-то здесь нечисто – мужчины, а не воюют. Это были бендеровцы, они закрыли дверь и сказали: «Ты отсюда больше не выйдешь». Я не растерялась и говорю: «Я сама воевать не хочу. Мой вещмешок я у вас за домом спрятала». Парень отвечает: «Я принесу…» Я попросилась с ним пойти за вещами. Они открыли дверь, и я так бежала от них, что парень не мог меня догнать. Прибежала к опушке леса, а наши части пробираются лесом. Меня схватили, и повели в особый отдел. А мой муж работал начальником контрразведки «СМЕРШ». Приводят меня к нему, и докладывает солдат: «Товарищ майор, шпионку поймали…». Такой был смех. Муж говорит: «Это моя жена. Почему ты не передислоцировалась со своими медиками?». Я мужу все рассказала. Потом в этой хате были взяты бендеровцы.

С частью мужа лесом стали продвигаться, и нам навстречу идут женщины, мужчина и старик. Они упали на колени перед нами и заплакали. Был хутор, когда немцы отступали, то его сожгли, а жителей расстреляли. Вижу святые холмики с крестиками. Старичок заплакал, говорит мне: «И старушку мою расстреляли». Мы спрашиваем: «А как же вы остались в живых?». Они стояли в последнем ряду, когда же начались расстрелы, они упали, и их завалило расстрелянными людьми. Далее мы приехали в Прохоровку, и я догнала своих медиков.

Потом я была направлена в хирургический полевой подвижной госпиталь № 250, полевая почта 225. Мы расположились в городе Сумах в день его освобождения. Когда въезжали в город, все еще было заминировано. И вот в Сумах мы вскрывали яму. Наш советский госпиталь оставался в плену у немцев. И они раненых живьем закапывали в землю. Это было, по моему, в 1943 году. Трупы были как зажаренные, как закопченные, ужас. Мы достали примерно пятьсот трупов, сделали им братскую могилу. Свои звездочки с пилоток положили им на могилы.

Еще вот о чем: когда я закончила мединститут и поехала на фронт, то проезжала Тамбовщину. И вот мама моя бежала за эшелоном и кричала: «Дочка, пошла по пути отца, погибнешь». Эшелон уходил далеко на запад, а мама упала между рельс, и так черный комочек и остался у меня в глазах…

А когда проезжала станцию Касторная, на наш эшелон налетела вражеская авиация, было много жертв. Много видела детишек-сирот голодных, прячущихся в лесах. Я получила ранение касательное левой голени, ушибы головы и ног. Встать не могла. Меня буквально подхватили два солдата и в ближайшую хату спустили в погреб, перевязали ногу, и снова в путь. Доехали до города Курска, где повторно получили боевое крещение, т.е. бомбежку.

Поступали разные раненые: в живот, грудь, конечности, но нас, медиков, удивляло их мужество, терпение от боли и их выносливость. Эпизодов в медицинской службе много, коснусь нескольких из них.

Мне довелось оперировать одного раненого. Мы с ним поспорили, будет ли он выдерживать операцию без общего наркоза. Он очень просил дать ему стакан спирта, но только не наркоз. Медсестра операционная Валя наш спор разняла. И вот я стала удалять осколки с нижней конечности под местной анестезией. Он не кричал, а скрежетал зубами, я приказала дать бойцу еще полстакана спирта, и он запел: «Всюду я Вселенную проехал…» и т.д.

Еще у меня лежали два танкиста с обожженными лицами, а они снова рвались на фронт. Я была удивлена их стойкости, мужеству. В 1944 г. я служила в СЭГ-400 в эвакогоспитале. Работа ничем не отличалась от ХППЕ**. Такие же раненые с поля боя, такие же операции, такая же выдержка и стойкость наших защитников Родины. Можно без конца писать о наших воинах, об их подвигах, страданиях, о том, что воюют за свою отчизну.

Пришлось мне побывать в одном населенном пункте. Заметил меня «мессер», с мужем я шла, и как дал очередь по нас. Мы еле смогли вбежать в хату, где хозяева ее – старик и старушка – были на печи, упали с нее. А крышу дома так и снесло. Старые люди нам рассказали: вот обожженные колья – это смерть наших людей, т.е. когда отступали немцы, то собрали двадцать семь женщин с маленькими детьми и нашу сноху с грудным ребенком. Посадили их на колья, облили керосином и сожгли всех их.

По военным дорогам (это было на Курской дуге) видела два колодца: один забит поросятами, другой – детьми. Все эти зверства проявляли немцы из СС при отступлении. […]***.

Кузнецова Мария Викторовна 

ГАСПИТО. Ф. Р-9328. Оп. 1. Д. 6. Л. 54-57. Подлинник.
______________________________
* Из рукописи книги «Бойцы вспоминают минувшие дни».
** Так в документе. Следует читать – ХППГ.
*** Опущены биографические сведения послевоенного периода.

№ 5
Воспоминания Т.К. Старковой *
1986 г.

Из полевого госпиталя (он был расформирован) я попала в ЭГ 1585. Осенью 1943 года нам пришлось принять другой госпиталь, находящийся от нашего на 4 километра. Там были очень тяжелые раненые, которых нельзя было эвакуировать в тыловые госпитали. Временно нам пришлось одновременно работать в двух госпиталях: предстояло наших раненых переместить в новый госпиталь.

Ведущий хирург Серафима Петровна выделила медицинский персонал для работы на новом месте, и мы пешком отправились туда – в Зиноидино (Курская область). С нами пошло несколько человек из нашего госпиталя, уже выздоравливающие.

Серафима Петровна уже бывала в Зиноидино и хорошо ориентировалась.

- Я хочу дать тебе одну палату. - сказала она мне. - Пойдем, познакомишься. 
- Одну? - удивилась я. - Почему одну?
- Если возьмешь рядом палату черепников, я буду только рада.
- Ну, конечно, возьму, хотя черепников раньше не вела (черепники – раненые в голову).

Мы подошли к дверям, и Серафима Петровна открыла их со словами:

- Вот это твоя палата.

Я остановилась на пороге. Это был зрительный зал заводского клуба, переполненный ранеными. Лежали они на нарах в четыре ряда. Мы прошли по проходам между нарами, их было два.

- Здесь более ста человек, поэтому соседнюю палату возьми временно, пока мы не переберемся сюда. Мне придется работать тут и там. Сегодня я буду здесь, но вечером уйду туда.

Так и было. Весь день мы работали вдвоем, кроме врачей никого не было, а в ночь я осталась одна. Это была страшная, кошмарная ночь, которой, казалось, не будет конца. Мед. сестер немного, хорошо, что пришли наши раненые. Всю ночь они приносили воду и поили раненых. Электрического света не было, водопровод не работал – отступая, немцы все вывели из строя. Керосиновых ламп не доставало, в коридорах горели коптилки.

Итак, у меня сто четыре раненых в одной палате и 15 в следующей. В большой комнате в смену работали одна медсестра и одна санитарка. Большинство раненых были прикованы к постели, лежали в гипсовых повязках, у некоторых повязки или гипс на обеих руках.

Выручали выздоравливающие из нашего госпиталя. Даже с повязкой или гипсом на одной руке они отлично помогали: поили, переносили раненых в операционную или перевязочную на носилках, измеряли температуру, подавали мочеприемники, разрезали, распиливали гипсовые повязки по нашим указаниям, умывали и кормили тех, кто не мог сделать этого сам.

Приходилось работать и днем, и ночью, иногда урывая для сна 2-3 часа, а иногда и без этого. Дежурить приходилось часто, можно было неделями не уходить из отделения. Надо было сделать обход, осмотреть раненых, поговорить с каждым, затем сделать перевязки, некоторых взять в операционную и т.д. Все это делалось быстро, активно, время экономили. Самым трудным было сделать записи в истории болезни или операционном журнале. Как присел к столу, силы оставляют тебя. Глаза закрываются, ручка чертит зигзаги и выпадает из рук. И стоя писать очень трудно – глаза закрываются, голова опускается на стол. Но никто не жаловался, что трудно работать.

Все медицинские сестры были очень активными донорами, переливание крови делалось прямым путем – на один стол клали раненого, на другой донора. Шутя, их называли побратимами.

х х х

Сентябрь 1943 года. После операции надо раненого отнести в палату, а санитаров около нет. Медицинская сестра Галя Мацак и я укладываем раненого на носилки и беремся за них. Госпиталь располагался в нескольких зданиях, нашего раненого нужно было отнести в небольшой домик на этом же дворе. Галя шла впереди и вдруг споткнулась у порога, не могла сразу перешагнуть, а дальше пошла, прихрамывая. Остановились. Я спросила:

- Ты ушиблась, Галя? Передохнем?

Она стояла лицом ко мне, смущенно улыбаясь.

- Нет, я не ушиблась. Разве Вы не знаете? Я немного хромая, я на протезе. Он немного сломался и трет. Болит немного.

Я недавно прибыла в этот госпиталь и не всех хорошо знала, не замечала, что Галя прихрамывает. Смотря на круглолицую, румяную, всегда веселую, с ясными и ласковыми голубыми глазами девушку, трудно было поверить, что она на протезе, который причиняет ей боль. Протез сломался, и Галя его сама отремонтировала, но что-то было неладно. У Гали оказались кровоточащие потертости, но она не жаловалась, боясь, что ее освободят от работы хотя бы на время.

До конца войны мы работали с Галей вместе в одном отделении и даже в одних палатах. До конца войны она была одним из лучших работников госпиталя. И Галя была активным донором, сама предлагала взять у нее кровь раньше, чем это было можно. Галя умела уговорить беспокойного раненого, успокоить его перед операцией, ласково и внимательно выхаживать потом. Не один из выписывающихся в часть выздоравливающих раненых мечтал жениться на Гале, зарегистрироваться сейчас.

После окончания войны Галя вышла замуж и покинула госпиталь раньше других. Она стала Галиной Ивановной Ермолаевой, в настоящее время живет в Черкасской области, работала в дет. яслях, теперь на пенсии. Мы встречались несколько раз. Галя приезжала ко мне в Тамбов, ждет к себе в гости. Мы переписываемся. Галя – настоящий советский человек. Человек с большой буквы.

х х х

Поезд остановился на ст. Лиски (теперь – Георгиу-Деж). Мы выскочили из вагонов и осмотрелись. Здания на станции были разрушены, иногда оставалась одна стена или половина ее. Груды кирпичей, мусора. Страшно и неуютно. Людей не видно. Работники станции размещались в одноэтажном здании со следами артобстрела. Оттуда спешил к нам начальник станции. Обращаясь к начальнику госпиталя, он сказал:

- Вам здесь задерживаться нельзя. Выгружайтесь и вывозите имущество скорее. Через два часа начнут бомбить станцию – так каждый день. Смотрите, что делается вокруг. Как можно скорее, станция – самое опасное место.

Был май 1943 года, вторая половина дня. Мы прибыли в теплушках. Двери вагонов открыты широко, выгрузка идет быстро, работают все – настоящий аврал. Все наше имущество сложено на перроне, весь личный состав госпиталя здесь же.

Шоферы возились около своих полуторок, спешили. Здесь распоряжается старшина – немолодой, высокий, худощавый и строгий мужчина, имевший редкую фамилию Сорока.

В первую очередь отправили кухню. Когда в последний рейс погрузили остатки нашего багажа, все вздохнули с облегчением. Наличные вещи были в солдатских вещ. мешках, почему-то носивших название «сидор». Часть «сидоров» увезли на машине, а многие девушки несли их сами, закинув лямку на плечо.

Нам в городе Лиски были отведены два дома с большим двором. Когда мы собрались во дворе, то с удовольствием отметили, что кухня успела сделать свое дело. Повар Ася Сакалдина весело приветствовала нас и приглашала получить пищу. Мы подходили с котелками и получали густой кулеш и большой сухарь. У каждого была алюминиевая ложка, столовой не было, устраивались, кто как мог. Сухарь был большой и плохо размокал, долго держишь в кулеше, а потом можно обсосать по краям. Но все это казалось очень вкусным – и кулеш, и твердый неразмокающий сухарь.

Через некоторое время повар угостила нас чаем. Больше всего было хлопот у старшины Сороки. Надо было всех обеспечить ночлегом, поставить дежурных, провести вечернюю поверку. Выговор у старшины был особенный, над ним подшучивали иногда молоденькие медсестры, хотя и все уважали Сороку.

- Почему вместо сапог тапочки? - строго спросил Сорока Машу Арестову. 
- Очень устали лапочки. - бойко отвечала Маша. - На поверку я приду по форме, в сапогах.

Вечер прошел беспокойно. Появились вражеские самолеты, по их завывающим звукам определяли, что это чужие. Яростно били наши зенитки, стараясь их отогнать, но они возвращались и сбрасывали бомбы, главным образом, на станцию. Бомба летит, издавая отвратительный звук, и, кажется, что она летит на тебя. Затем взрыв, иногда грохот от падения разрушенных построек.

Бомбили каждый день: говорили у нас, что немецкие самолеты ворчат: «Ве-зу, Ве-зу, Ве-зу…». А затем бомбят: « На! На! На!». Потом мы наблюдали, как наши зенитки сбивали вражеские самолеты, но это уже в другом месте.

х х х

Через руки мед. работников прошла огромная масса раненых всех возрастов и национальностей. Некоторые раненые запомнились на всю жизнь. Это Леша Кроколев – сапер, погибший после ампутации ноги, в возрасте 23 лет. Это 19-лет[ний] Лева Ортман, который, лежа на операционном столе (готовилась ампутация левого бедра), просил разрешения петь пока не уснет, и пел: «Ведь ты моряк, Мишка…», путая слова и строки, останавливаясь, вздыхая и всхлипывая. И мы, врачи и медсестры, стояли, не имея возможности стерил[ьными] руками вытереть слезы. Это за нас делали санитарки, и Леву мы потеряли. Это была его лебединая песня.

Можно много назвать раненых и мед. персонала госпиталя, которые отдавали для победы все: жизнь, здоровье, кровь… Действительно, совет[ский] народ жил под лозунгом «Все для фронта, все для Победы!».

Старкова Тамара Константиновна

ГАСПИТО. Ф. Р-9328. Оп. 1. Д. 6. Л. 68-72. Подлинник. Ф. Р-9291. Оп. 8. Д. 63. Л. 59-60 об. Автограф.
_________________________________
* Из рукописи книги «Бойцы вспоминают минувшие дни».

Старкова Тамара Константиновна родилась в 1912 г. в г. Малоархангельске Орловской области, в семье служащих (отец - адвокат, мать - учительница начальных классов ). Там же окончила среднюю школу с педагогическим уклоном в 1930 г., после чего учительствовала 2 года и 2 года работала табельщиком на ф-ке в г. Серпухове. В 1940 г. окончила педиатрический факультет Воронежского медицинского института и по распределению попала в Пичаевский р-н Тамбовской области. В армию призвана в начале 1943 г. Сначала работала в полевом госпитале, затем в эвакогоспитале 1-го Украинского фронта. Окончание войны встретила в Германии, в г. Бреслау. Демобилизовалась в марте 1946 г. Госпиталь, в котором работала Т.К. Старкова, занимался оздоровлением репатриантов, многих из которых надо было серьезно лечить, прежде, чем отправить в Советский Союз. Награждена орденами Красной Звезды, Отечественной войны 2-й степени, «Знак Почета», а также медали, знаками и значками отличника здравоохранения и санитарной службы. (ГАСПИТО. Ф. Р-9291. Оп. 8. Д. 63. Л. 59-60 об.).