№ 5
Воспоминания М.Д. Помочилиной, 1922 года рождения, жительницы с. Ярославка Никифоровского района
21 июня 1994 г.
Первый день войны: на рассвете разбудил резкий стук в окно посыльного из сельсовета. Срочно вызвали разносить повестки военнообязанным для немедленной явки в военкомат. Узнав о том, конечно, быстро собралась. Слезы, но была надежда на быстрое окончание войны.
Жили втроем: я, отец и мать преклонного возраста. Мне было 19 лет. Я работала учительницей в с. Ярославка Никифоровского р-на Тамбовской обл. Преподавала математику в 5-х классах и чтобы побольше заработать из-за отсутствия учителей пения и физкультуры вела эти предметы. Была классным руководителем. Работала, не щадя сил.
Был жених, мечтали справить свадьбу. Но он тут же явился в военкомат, и был срочно отправлен в армию. Был он лейтенант запаса.
Питание и одежда были очень скромные. Училась в основном на стипендию, т.к. проработала я только один год.
Имела двух братьев. Старший брат имел троих детей. Второй брат проходил действительную службу. Оба были на фронте. Но к великому счастью похоронок не получили. Старший брат закончил войну в Болгарии, младший – в Батайске по обслуживанию самолетов для отправки на фронт. Оба награждены орденами Отечественной войны.
В самом начале войны в первых числах июля вместе с комсомольцами с. Ярославка была направлена на трудовой фронт в составе комсомольского эшелона на возведение оборонительных сооружений под г. Смоленск – возводили противотанковые рвы.
Было трудно, страшно, т.к. работали, отдыхали под открытым небом. Немцы бомбили ночью и днем, бросали листовки, которые мы тут же сжигали, не читая. Слышна была канонада. Забрасывались диверсанты в нашей советской форме. Мы догадывались по тому, когда они в спешке спрашивали, как пройти к населенному пункту. Мы, конечно, отвечали одним словом «не знаем».
Как только немецкие войска были уже довольно близко, отдан был приказ кончать работу и отходить к ближайшему населенному пункту. Там были поданы машины. Кто не успел, отходили пешком, шли всю ночь.
Когда приехали на трудовой фронт, мы выгрузились на станции Починок. Станцию бомбили и обратно надо было переходить на другую дорогу на станцию Ельня. Там был подан эшелон, мы были доставлены в Мичуринск, накормлены и отправлены по домам. У меня была травма ноги, и в эшелон меня втащили в вагон почти на ходу.
Возвратившись, залечив ногу, организовывала учащихся на полевые работы, на уборку хлеба. Вместе с ними таскали снопы, подбирали колоски. Была холодная, сырая осень. Приходилось выкапывать картофель из-под снега, но никто не жаловался, все отдавалось ради Победы. К зиме заготавливали торф – сами резали, сушили.
Самым трудным был 1942 г. Зима была холодной. В основном здании школы был расположен госпиталь. Классы были в другом небольшом здании. Наверху классы были разделены тонкими перегородками. А также был оборудован полуподвал. Топливо и себе, и для школы заготавливали сами. Но никто не жаловался.
Была общественная работа среди населения – собирали деньги на танковую колонну «Тамбовский колхозник», распространяли государственный заем.
Это никогда не забывается, и рассказывать приходится часто. Здоровье было подорвано.
ГАСПИТО. Ф. 9291. Оп. 5. Д. 38. Л. 20-21 об. Автограф.
№ 705
Из воспоминаний З.И. Пеньковой, 1924 года рождения, уроженки Тамбовской губернии
1995 г.
[…]*. Семилетку закончила в 1940 г. Работала в поле. Приходилось и косить, и снопы вязать. Работы не боялись. Пешком ходили в Тамбов – торговали луком. Выйдешь – как коров выгоняют, а возвращаешься – уже темно.
О начале войны узнали в поле. В это время пропалывали просо. И вот к нам в поле прискакал на лошади парнишка. Еще на скаку, завидев нас, он стал кричать: «Война! Война!». А уже через несколько дней нас, семнадцатилетних девчат и парней, направили на рытье окопов. Везли в теплушках. Побывали под Брянском, Воронежем. Неорганизованность, бестолковщина была страшная. Не успеешь начать работу в одном месте – перебрасывали на другое, третье. Часто забывали накормить, не было питьевой воды. Помню, темно было, пить хочется страшно. Ну что делать? Вот и пили из лужи. Нагнешься и через подол платья цедишь – пьешь. Противно, а куда деваться – пить-то хочется. А утром как глянешь на подол, а он весь в тине. Руки были все в мозолях, кровоточили. Не раз попадали под страшные бомбежки. Вернулись домой все измученные, оборванные. Страшное было время. Запомнилось оно постоянным чувством голода, потерей друзей, кровью и бесконечной усталостью.
Я всегда была верующей. У нас тогда в деревне была церковь деревянная. Такая хорошая. Придешь туда – душа отдыхает. Председатель сельсовета в 1942 г. собрал после работы всех трактористов и приказал церковь эту снести. Тогда везде так было. Все село было шокировано. Всем жалко церковь. Трактора даже поначалу не заводились. А потом подцепили ее и снесли. И все село прокляло своего председателя. Старики говорили, мол, Бог-то, он все видит, поплатится он еще за это страшное дело. И правда, через несколько лет пропал он без вести, и до сих пор никто не знает, где он.
Помню, пришел отец с войны раненый, а этот председатель у него расспросит все: что там да как, а потом и всем рассказывает то же самое от своего лица, как будто он на войне был. К девкам похаживал. Одну так замучил: «Живи со мной и все, а то я на фронт отправлю». А он уже старый – зачем он ей? Она сама на фронт и ушла. Не любили мы своего председателя.
Училась я в педагогическом техникуме на физкультурном отделении и более 50 лет была педагогом. Прививала любовь к спорту. Меня до глубины души возмущает современное негативное отношение к армии многих молодых людей. Да это не просто трусы, маменькины сынки. Таких в мою молодость презирали. За ними нет будущего.
Личный архив В.Л. Дьячкова. Автограф.
__________________________________
* Опущены воспоминания о жизни в довоенные годы.
№ 6
Воспоминания А.Н. Костиной, 1927 года рождения, уроженки с. Туголуково Борисоглебского уезда*
1992 г.
В семье нашей было 9 человек: 7 детей, мать и отец. Отец был на фронте. Когда началась война, все очень испугались. Мобилизация мужчин началась в первую же ночь. Вокруг была какая-то суматоха: куда-то сгоняли трактора и машины. Вскоре всю технику и лошадей из колхоза забрали. В армию были призваны почти все мужчины. Иногда приезжал вестовой среди ночи, давал 2 часа на сборы, и мужчин увозили. Бывало, забирали даже с поля.
В школе учились мало времени, т.к. всю войну приходилось работать. Книг почти не было, чернила от холода застывали, и поэтому писали карандашами. Записывали слова учителя на журналах и газетах между строчек. Да и эти газеты и журналы были не у всех.
Все работы в колхозе выполняли женщины, дети и старики. Вместо лошадей использовали коров и быков, а на своих участках пахали на себе. Работали по наряду, т.е. выполняли ту работу, которую скажут делать. Все делали вручную: поля косили крюками, молотили цепами, солому в скирды сносили тоже вручную. За работу нам ставили трудодни. За 1 трудодень давали 200 гр. ржи. Никакой нормы трудодней у нас не было, т.к. вне зависимости от выработанных трудодней работали круглогодично.
Многие поля в колхозе приходили в запустение, т.к. не хватало сил их обрабатывать. Весь хлеб сдавали государству, до последнего килограмма. Техники не было, и поэтому хлеб носили на элеватор в Жердевку (женщины на себе, по пуду на каждую). Скотины в колхозе было мало, нечем было ее кормить.
Наш колхоз назывался «18 лет Октября». Председателем был мужчина – старик, совершенно неграмотный.
В конце 1942 г. стали приходить инвалиды. Все они делали какую-нибудь работу в колхозе. Когда появились мужчины, то стали разводить и немного лошадей. Мужиков, как правило, выдвигали на руководящие должности.
Проводились постоянные займы: на строительство самолетов, танков и т.д. Они были добровольными только по названию, а проводились принудительно. В правлении колхоза эти займы распределялись каждому, хотел он того или нет. Чтобы достать денег на эти займы, приходилось продавать продукты на рынке. Налоги были на все, что возможно: на приусадебный участок, на молоко, яйца и т.д. Даже у тех, у кого была корова, не часто ели молока. Когда осенью рыли картошку, то часто приходили солдатские отряды и забирали большую ее часть, а иногда даже и все подчистую.
Семья наша жила бедно, впроголодь. Питались картошкой, свеклой, ели траву. Да было у нас еще полкоровы (1 корова на 2 двора). Большинство народа воровало в колхозе, но не для наживы, а для того, чтобы прожить. Воровать ходили ночью, тайком, а утром, как всегда, шли на работу.
Существовало гособеспечение для семей, которым жилось особенно трудно, но оно помогало мало.
В одно время стало особенно трудно, есть было нечего, и мы могли умереть от голода. Продали все, что можно было продать. И тогда я написала письмо отцу на фронт и сообщила ему, что в живых он нас вряд ли увидит. Отец сказал об этом своему командиру, и вскоре от командования их воинской части пришло письмо в райисполком и военкомат с просьбой помочь нашей семье. Вызвали меня к председателю райисполкома Макарову . Дали три пуда ржи и три детских пайка (1 паек – 2 кг белой муки, 2 кг пшена, 1 кг сах. песка, 1 кг сливочного масла). Мать продала масло и сахар на базаре и купила картошку: этим мы и смогли прожить. Одно время было так голодно, что мои младшие братья засыпали. Я их будила, иначе они могли умереть. Одного бужу – другой засыпает. Брата Виктора будила почти двое суток, сама почти не спала.
Но как бы ни трудно, мы были молодые и нам хотелось отдохнуть, повеселиться. Собирали вечера. Наворуем дрова, продуктов (что можно – у себя в доме) и собираем вечер. Одевались мы, девушки, в бабью одежду. Ребят не было. Плясали под гармошку и балалайку. Играли в разные игры, пели песни.
Колхоз «собирал обед» на праздники. Давали на общий стол от колхоза продукты: мясо, растительное масло, муку (конечно, в небольшом количестве). Пляски продолжались до полуночи. Народ был веселее, чем сейчас, хотя жить было очень тяжело.
В селе были беженцы из Бобруйска. Размещали их по домам у сельчан. Работать они не любили, работали «из-под дубинки», были богаче нас, лучше одевались. Как только их город освободили, они уехали.
Хотя питались плохо, тяжело трудились, народ был здоровее и умирали мало. Жили так тяжело вплоть до самой победы и в первые годы после нее.
Личный архив В.Л. Дьячкова. Подлинник.
__________________________________
* Запись произведена внуком-студентом А. Сафоновым.
№ 7
Воспоминания А.П. Тереховой, 1928 года рождения, уроженки с. Большой Избердей Шехманского района
1994 г.
Мать моя, Терехова Марья Гавриловна, воспитывала нас пятерых одна. Отец в это время уехал в Тверь на производство. Оттуда его взяли в армию. С войны он так и не вернулся. В это время нам было очень трудно, были разуты, раздеты, голодали. От голода и болезни у меня умер брат, которому был 1 год, и сестра, ей было 4 года.
Чтобы что-нибудь поесть, мы ходили на поле собирать прошлогодние колоски. Наберем кружку пшеницы, сварим суп. На следующий день снова шли в поле и собирали пшеницу. Так мы питались.
Дом у нас был деревянный с соломенной крышей, три окна. Сени были плетневые. Вместе с нами жили коза и четыре курицы. Траву для козы рвали руками в лесу. Рвали ночью, т.к. днем было нельзя, могли наказать. На огороде сажали картошку.
Когда мне исполнилось 13 лет, меня послали работать плугочистом. Работать было очень тяжело. Я чистила плуги, заливала в трактор воду и солярку. Моя сестра, которой было 11 лет, тоже работала. Брат был еще маленьким, и мы его оставляли дома. Мама в это время работала в колхозе на разных работах. Она вместе с другими женщинами косила рожь, пшеницу, вязала снопы, молотила, веяла. За работу нам писали трудодни. Трудодни оплачивали пшеницей, за один день 100 грамм пшеницы. Также были и облигации.
Порядки были очень строгие. Свободного времени было мало. Молодые собирались на лугу и плясали под гармонь, а пожилые на лавочке около дома разговаривали.
Личный архив В.Л. Дьячкова. Фонозапись.
№ 8
Из воспоминаний В.Н. Макаровой, 1928 года рождения, уроженки с. Солдатская Духовка Тамбовского района
1999 г.
[…]*. Закончила я школу в этом же селе Солдатская Духовка. Годы эти пришлись на довоенное и военное время. Первые четыре года перед войной отучилась очень хорошо, а в 5-м классе – первый год войны – я отучилась месяц и бросила школу, так как время было тяжелое: голод, далеко идти. Отец ушел на фронт. В письме ему написала, что бросила школу, он писал, чтобы училась. За мной пришли из школы, узнать, почему я не хожу, ведь отметки у меня были хорошие. Потом я стала ходить в школу. Я любила учиться – если пропущу один день, то скучаю. Сзади меня сидел один мальчик, он любил дергать меня за косички и опускать их в чернильницу. Чернила наливали в школе перед занятиями.
Питание было плохое. Первый год войны еще было мясо, когда корову зарезали, а потом плохо: ели щи с лебедой, чуть-чуть подбеленные молоком, картошку. Ее варили в кожуре. Другие же, были и такие, которые пухли с голода. Мы поедим, и через час уже опять хочется есть. Ели также свеклу, собирали мерзлую картошку, которую не убирали в поле. Ее сушили, толкли, добавляли чуть муки и делали пышки («пилюхи»). Этим и спаслись. Собирали также колоски пшеницы и ржи. Делали рушалку и толкли, провевали, мыли и варили кашу.
Отец пришел с фронта инвалидом в 1944 году. Он воевал под Великими Луками на Калининском фронте. Потом все рассказывал, что там было очень сыро и много воды. Письма писал с фронта и в них: «Дети, молитесь за меня, я иду в бой». Я, маленькая, молилась ночами за отца. Долгое время от отца не было писем. Мы думали, что его убили, но похоронку не приносили, хотя в другие дома приносили. Потом пришло письмо из Сибири, отец лежал в госпитале. Его должны были комиссовать. Солдаты приходили и на побывку. Однажды я гуляла и услышала: «Николай Иванович Бурлин пришел». Я побежала домой. Захожу – папа. Он стоит в форме, с недееспособной рукой. В это время ему был 41 год. Он устроился в колхоз сторожем. С отцом стали жить получше. До войны он был мастером на все руки – и кровельщик по железу, и печи клал, хороший плотник, портной, все мог сделать. В колхозе он после войны не работал, все болел. Мама была активной, боевой: и косила хлеб, и сено, и пахала. Косили крюками. По воскресеньям собирались у нас молодые женщины, мужья у них на фронте. Вино выпьют, закусят и песни поют.
Я также ходила в колхоз (мне было 12-14 лет), вязала рожь, пшеницу в снопы и таскали в крестцы. Молотили. Сеяли в войну вручную старики.
В 1945 году я, окончив 7 классов с одними пятерками, поступила в фельдшерско-акушерскую школу в г. Тамбове. […]*.
Личный архив В.Л. Дьячкова. Автограф.
__________________________________
* Опущены воспоминания о жизни в довоенные и послевоенные годы.