№ 9
Из воспоминаний Е.В. Рыжухиной, 1928 года рождения, уроженки д. Сборная Сампурского района
2001 г.

[…]*. Летом 1941 года по деревне проскакали мужики на лошадях и прокричали, что началась война. По деревне прошла мобилизация, и большинство мужчин ушли на войну. В деревне остались женщины, дети, старики. Некоторые мужчины убегали в поля, но их находили и отправляли на войну. Некоторые, особенно изобретательные, делали себе разные болезни. Двоюродный брат Савва, чтобы не идти на войну, пилил ногти на руках и сыпал опилки в глаза, отчего они воспалялись, становились красными, он плохо видел. Его не брали на войну. Односельчане все знали, ругали его, стыдили, но Савва так и не пошел на войну.

Из моей семьи на войну ушло два брата – Ваня и Коля. Коля попал в блокадный Ленинград, и от него не было вестей 1,5 года. Первое письмо от него пришло в 1943 г. А Ваня почти сразу после начала войны попал в плен, был в Германии, откуда два раза бежал. Был ранен в голову и попал в госпиталь в Москву. Из госпиталя он и написал свое первое письмо в 1944 г. Семья уже давно не верила в то, что он жив. Когда получили письма, долго сравнивали почерки и не верили, что эти письма от них. В деревню часто приходили письма с фронта, читать их собирались всей деревней, по несколько раз перечитывали. За все время войны в деревню не пришло ни одной похоронки.

Жители деревни хотели помочь фронтовикам. Женщины ходили за 12 километров в село Коптево, брали там пряжу и вязали дома варежки, перчатки, платки. Потом все это относили назад в Коптево и переправляли на фронт. Людей никто не заставлял это делать, они сами хотели помочь.

За время войны через деревню проходило много беженцев. Им помогали, кормили, чем могли, пускали на ночлег. Беженцы иногда перегоняли скотину. Во время перегона некоторые продавали скотину, некоторые отдавали просто так. Зять Данила покупал мясо, иногда ему отдавали скотину. Он солил мясо в бочках, помогал семье.

Вообще за время войны семья стала жить лучше благодаря зятю и снохе. Так как почти все мужчины были на войне, председателем колхоза люди избрали сноху Шуру, жену старшего брата. Шура воровала зерно из колхоза, прятала в стог сена и потом приносила домой. Один раз двоюродный брат Савва подглядел, где она прячет зерно, и украл у нее. Другая соседка Груша Ивановна, мать восьмерых детей, тоже подглядела и на следующий день пришла к Шуре с мешком. Груша сказала: «Шура, давай мне зерно, а то пойду и расскажу про тебя, и тебя посадят».

Другие дети и взрослые из деревни собирались в компании и ночью ходили в другие деревни на колхозные поля и срезали колоски.

В 1944 г. в колхоз пришел приказ – из каждой деревни по 1-2 человека отослать на работы. Всех собрали на станции Сампур и на обозах отправили в Котовск. Из Котовска в вагонах повезли под Ленинград (станция Жихарево). Когда приехали на место, стали кормить людей, а потом распределили на работы. Кормили всех щами, в миске плавали капустные листы с червями. Люди вылавливали червей, а остальное съедали. Жили все в общежитиях, постельное белье выдавалось под роспись. Еду себе готовили сами. Мне мама из дома дала 3 бутылки подсолнечного масла и мешочек гороха. Я отсчитывала горошинки, добавляла их в воду и чуть-чуть масла, вот и вся еда.

Работа была разной. Заставляли копать окопы, гоняли на торфяные работы собирать торф. В полях, где копали окопы, было много убитых. Их собирали в телеги и увозили. Жили там четыре месяца.

Я и еще две девочки сбежали, сели на товарный поезд и уехали. До дома добирались 12 дней на попутных поездах. Ночевали в вагонах, просили милостыню. Люди помогали, давали хлеб, еду. Когда пришла домой, все рассказала родным. Мама очень испугалась, что меня посадят в тюрьму. Я пошла работать в колхоз. В это время у нас на квартире стоял уполномоченный по каким-то делам Сыщиков Петр Ермолаевич . Он очень хорошо относился к семье. Как-то он уезжал в Сампур, приехал оттуда и сообщил, что я осуждена на 5 лет каторги. Жена Петра Ермолаевича, Надежда Федоровна , работала судьей. Петр Ермолаевич обещал помочь прекратить уголовное дело и помог, дело закрыли. Мама в благодарность напекла хлеба, наложила творога, сметаны, яиц, насыпала пшеницы.

В 1945 г. по деревне объявили, что война закончилась. Скоро вернулись домой оба брата. […]*.  

Личный архив В.Л. Дьячкова. Автограф.
__________________________________
* Опущены воспоминания о жизни в довоенные и послевоенные годы.

№ 10
Из воспоминаний А.Т. Рожновой, 1929 года рождения, уроженки д. Ракитино Ржаксинского района
2006 г.

[…]*. В 1941 году началась война. Бывало, едет верховой по селу, повестки мужикам развозит. На фронт брали мужчин, начиная с 17 лет до 60-летнего возраста. От колхоза брали лошадь и мужчин отвозили в район, а с района забирали в разночинье, куда их посылали – никто не знал. Каждый день забирали на войну, провожали всей деревней, крику было много. Ведь оставались одни дети, женщины и старики. Девушек брали на трудовой фронт копать окопы, наваливали большую кучу земли, чтобы танк не смог проехать. Нас, конечно, не брали на окопы, брали тех, кто был постарше. Мужчинам в армию сушили и собирали сухари на первое время.

Если кто раненый придет с фронта, то встречали всей деревней, бежали, спрашивали: «Ты нашего не видел?». Да разве мог он там кого видеть, всех разбросало кого куда. Когда с фронта отступали солдаты, размещать их приходилось во всех дворах, у кого было место. А их надо было накормить, напоить, и тогда мы ходили в колхоз за едой. А утром командир стучал по окнам, чтобы солдат собрать на построение.

На фронт колхозники сдавали картошку, вязали варежки, носки солдатам. В ответ приходили не все, более половины – да какой там! – даже 2/3 не возвращались назад.

Когда началась война, отец ушел на фронт, и с этого времени я перестала ходить в школу, стала работать в колхозе, чтобы прокормиться.

В семье было два старых человека, дед и бабушка, которые не могли работать по состоянию здоровья. Как я говорила, ростом я была очень высокая, хоть мне и было 12 лет. Из-за своего роста работать приходилось тяжело и трудно, везде, где заставляли, и на возраст скидку не давали. Ответственности за нас никто не нес, никому мы были не нужны, говорили: «Война все спишет».

Работали мы за трудодни. Осенью и весной работала в поле плугочистом на тракторе ХТЗ. Работать было очень тяжело, пахать приходилось и днем, и ночью, плугочист сидел на плуге, и когда плуг забивался, его чистили. Из-за длительной и утомительной работы порой засыпала за плугом. При вспашке зяби не хватало тракторов. Поэтому зябь пахали на волах и на лошадях. На лошадях пахать было легче, чем на волах, так как волы были медлительные и упрямые. Ляжет вол на землю – и не поднимешь. Иногда в соху впрягали и людей по 2-3 человека из-за нехватки тракторов и лошадей.

Летом работали в поле на прополке проса, ржи, кориандра, пшеницы. В уборочную страду во время покоса вязали снопы. Косить детей не заставляли, потому что очень тяжело, а взрослые косили рожь, пшеницу, ячмень крюками. Крюками работать было очень тяжело. Крюк представлял собой косу, а повыше косы было сделано в виде граблей для подбора жнивья. Поэтому после укоса крюком почти не оставалось травы, не было потерь зерна и соломы. Затем забирали скошенные рядки и вязали снопы. После обмолота зерно возили на станцию на лошадях. Зерно насыпали в мешки, которые приходилось таскать перед собой.

Время было тяжелое. Света не было, использовали керосиновые лампы или коптилки (наливали на блюдечко растительное масло или жир, из ваты делали фитили и поджигали). Обычно коптилки вешали на крючок, который располагался в центре комнаты. Огонь добывали еще и так. Брали камень и гладкую железку и между ними клали ватку, чиркали между собой, получалась искра, от которой загоралась ватка, от нее поджигали керосинку, печь.

Воду мы брали из колодца. Один колодец был на 5-6 хозяев. Чтобы помыться, делали так: брали золу из печки, на ведро вешали тряпку, клали золу на тряпку и кипяченой водой промывали. То, что оставалось на дне ведра – это и была щелочь. Взрослые купались в хлеве, где находилась скотина. Это было летом. А зимой маленьких детей купали в русской печке, так как в доме было холодно.

Чашки, плошки – все делали сами. Еду хранили в погребе: огурцы, капусту, помидоры. Все солили в кадушках. Весной рубили снег – в это время он был плотным – и опускали в погреб, чтобы в погребе было холодно.

Не всегда хватало еды до нового урожая. Во время войны из-за нехватки муки пекли лепешки из картофельных очисток, добавляли в муку лебеды (собирали зерна лебеды и их перетирали в муку) и добавляли горсть муки ржаной. Весной собирали картошку с огорода, оставшуюся после уборки, которая наполовину была гнилой, но все равно в эту картошку добавляли муку и пекли лепешки. Летом варили похлебку из крапивы, щавеля. Жмых для нас был вместо конфет.

В домашнем хозяйстве были две овцы и корова на три двора, куры. Хозяйство было маленьким из-за того, что нечем было кормить животных. Зерна не хватало семье, не говоря о животных.

С одеждой у нас тоже было плохо. Телогрейка была одна на 2-3 человека. Зимой носили валенки. Было такое, что задники валенок были худыми, приходилось набивать в задники солому, чтобы не попадал снег в них. Одежду, как могли, перешивали из старых вещей. Летом было легче одеться, чем зимой. Ткали на станках дерюжки, из них шили одежду.

Летом и весной собирались на «пятачках», плясали, пели под гармошку и балалайку. Зимой катались на деревянных санках, которые были не у всех. У кого не было санок, делали из коровьего помета на морозе, и мы на них катались. В то время зимы были морозные и снежные. Зимними вечерами собирались с подругами в домах, вязали носки, варежки, сидели вокруг пятилинейной лампы.

Праздновали ли церковные праздники, постились ли? Во время войны пост был в каждой семье почти круглый год, так как мяса было мало. Яйцо к Пасхе было не в каждом дворе. На Рождество вставали рано, пекли блинчики, пышки и угощали христославцев, которые бегали по дворам и славили Иисуса Христа. На Пасху мать заставляла нас разносить молоко тем, у кого не было. Все было в то время скромно.

После войны работали и жили тяжело. Все население, каждый дом, обкладывали большими налогами. Но все знали, что после войны все кругом разрушено, и надо строить и восстанавливать заново. Когда пришли с войны мужчины, работать стало легче. В то время приезжали вербовщики и вербовали на работу. Посылали на стройку или добыть торф, ведь надо было чем-то топить печь дома. Торф сначала копали, сушили, рубили плитами. Работа была трудоемкая, тяжелая. Возвращались люди с торфа больными.

Как относились к Сталину? Пусть в наше время Сталина не все любят. И несмотря на то, что и в то время его боялись, я отношусь к нему с уважением. Он карман свой не набил, ходил в одном кителе. И дети его не были богатыми. И войну всю прошел, не ходил с протянутой рукой. Да, он держал в руках очень строго, но все были дружные: Украина, Белоруссия, Грузия. […]*. 

Личный архив В.Л. Дьячкова. Фонозапись.
__________________________________
* Опущены воспоминания о жизни в довоенные и послевоенные годы.

№ 11
Из воспоминаний З.Д. Чекалиной, 1921 года рождения, жительницы д. Большие Туляны Рассказовского района*
1992 г.

До войны с 1939 г. работала на прядильно-трикотажной фабрике г. Рассказово. Производили свитера, обувь, продукцию для армии. Моя месячная зарплата, как помощника мастера, составляла в 1939 г. 180 руб. Этого вполне хватало: для примера ситец стоил 5 руб. 1 метр, летняя обувь – 6 руб. В магазинах снабжение было хорошее. На фабрике до войны работали в 3 смены.

Когда началась война, то со всех производств всех тех, кому исполнилось 18 лет, забрали на фронт. Мне было 20 лет, состояла в комсомоле. Меня призвали на трудовой фронт. Беспартийных девушек не призывали.

Ехали в Брянск несколькими эшелонами с Тамбова. Снабжение продуктами и водой в пути было крайне плохое.

Под Брянском копали противотанковые рвы. Вставали на работу в 6 часов и без завтрака до 12 часов работали. Кормили 1 раз в день. Немецкие самолеты часто их бомбили, многие погибли. Жили в землянках. Все лето провела на трудовом фронте. К сентябрю заболела малярией, и меня отправили домой. Обратно ехала в эшелоне вместе с беженцами с Брянска на Орел, с Орла на Елец и оттуда на Мичуринск.

Приехав домой, пошла работать на ту же фабрику. Теперь уже работали в 2 смены по 12 часов в сутки. В 41 г. голода еще не было. Многим успело население запастись до войны.

В начале 1942 г. на рынке резко все подорожало: 100 граммов булки – 10 руб. Одежду можно было купить только на рынке. В магазинах – ничего. Спасало то, что на фабрике была столовая, кормили дешево, но хорошо.

Живя в деревне Большие Туляны, имела, конечно, свой огород. Сажала картофель, тыкву, сахарную свеклу.

Керосина в войну не было. Рядом стоял учебный аэродром, куда и ходили покупать для керосиновых ламп солярку. Не было в войну также соли и спичек. Огонь высекали из кремня. В колхозах давали 20 кг ржи за год работы. У кого в хозяйстве были овцы, делали из шерсти носки, валенки – продавали и этим жили.

Часто после 12-часовой работы ездили на ж/д станцию Платоновку, нагружали вагоны торфом, который сами перед этим выкапывали из болота. Так доставлялось топливо на фабрику.

Кроме того, работала охранником на фабрике основной работы.

Когда 9 мая 1945 г. сказали: «Победа!», не верила, т.к. уже привыкла к войне – вроде так и должно быть. […]**.  

Личный архив В.Л. Дьячкова. Подлинник.
__________________________________
* Запись произведена Ю. Юрьевым, студентом ТГПИ.
** Опущены воспоминания о жизни в послевоенные годы.

№ 12
Из воспоминаний М.И. Юриной, 1922 года рождения, уроженки д. Гореловка Тамбовского уезда
1992 г.

[…]*. В 1940 г. 3 сестры переехали в Рассказово. В 1941 г. я закончила 7-й класс, сдала экзамены. Свободных рабочих мест не было, но с помощью старшей сестры устроилась на работу на Арженскую суконную фабрику ученицей прядильщицы. С 1941 г. работала прядильщицей.

Навсегда запомнила тревожный, грозный день 22 июня 1941 г. По радио узнали о начале войны с гитлеровской Германией. На фабрике прошел митинг-собрание. Многие выступающие высказывали мнение о неизбежной и быстрой победе Советской Армии над Германией.

Работали в войну по 12 часов в сутки (с 6 часов утра до 6 вечера), но приходилось приходить на работу раньше (с 5 часов), чтобы подготовить машину к работе (натаскать ровницу, приготовить ящики, смазать механизмы прядильной машины).

Планы работы, нормы выработки были высокие. Выпускали сукно серое, шинельное сукно «маренго». Работали без выходных. Зарплату получали регулярно (600-700 рублей в месяц). Предоставлялся двухнедельный отпуск.

В зимнее время в цеху было необыкновенно холодно, работали в валенках, телогрейках, платках. Дотронуться до механизмов было практически невозможно (очень сильно охлаждались). Когда нечем было топить, работу приходилось останавливать и отправляться разгружать пришедшие по железной дороге составы с топливом. За такие простои платили значительно меньше (буквально копейки). Часто приходилось отправляться в с. Куксово на разгрузку дров. Жили там неделями, месяцами в вагончиках-бараках, спали на полу, одолевали простудные заболевания, вши. Иногда отправлялись в с. Керша на расчистку дорог для прохода колонн с топливом.

Пища была очень скудной. Ели щи из лебеды, свекольных листов, картошку. Хлеб распределялся по 600 грамм в день работающему человеку и по 400 грамм неработающему. Хлеб был кукурузный. Работала столовая, был также часовой перерыв. Но чувство голода оставалось и после обеденного перерыва. На фабрике трудилось большое количество подростков 15-16 лет под начальством старшего мастера, получавшего так называемую бронь, остальные взрослые мужчины шли на фронт.

Работа в других цехах фабрики была также тяжелой. Например, в цехе первичной обработки шерсти (ПОШ) зимой шерсть мыли вручную в огромных корытах (барках), а летом также вручную в речке. Оборудование было еще дореволюционное, сохранившееся от промышленника Асеева (челночные станки ткацкие, сельфакторы (прообразы современной прядильной машины). Это оборудование работало, требуя одновременно привлечения значительной доли ручного труда. 
На фабрике в годы войны проводил активную работу рабочий комитет, который организовал кружок по оказанию помощи фронту. Работницы оставались после работы и вязали носки, варежки, кисеты для воинов. Регулярно проводились собрания рабочих, где обсуждались вопросы о нормах выработки, о выполнении плана, премировались лучшие рабочие.

Я жила с сестрами на квартире. В комнате стояли кровати, стол, несколько стульев, на стене – круглое висячее зеркало, была печка. Свои же были только матрас, подушки, постельное белье. Но, несмотря на все тяготы жизни, девушки часто ходили на танцы в городской сад, в организованные в различных помещениях госпитали (в Доме культуры, в школе № 5, в здании фабрично-заводского училища). Играли военные духовые оркестры.

Одевались девушки очень скромно. У меня была черная штапельная юбка, ситцевая белая кофта. На танцы в летнее время обувала лакированные туфли. Другие девушки приходили на танцы в шерстяных платьях (черных, темно-вишневых и т.д.). Украшений носили мало, а золотые украшения можно было увидеть очень редко, таких людей считали самыми богатыми.

Верхняя одежда состояла из полупальто (плисового), телогрейки, на голове – платки, беретки. Обували валенки, резиновые галоши.

9 мая 1945 г. был необыкновенно счастливым днем. По радио (оно представляло собой черный круглый радиоприемник) услышали об окончательной победе Советской Армии над фашистами, о капитуляции Германии. Многие обнимали друг друга, плакали. […]*.  

Личный архив В.Л. Дьячкова. Автограф.
__________________________________
* Опущены воспоминания о жизни в предвоенные и послевоенные годы.

№ 13
Воспоминания Н.В. Осиновской , 1917 года рождения
2005 г.

В тот вечер у меня была подруга. Когда часы пробили «десять», она стала прощаться, а я пошла ее проводить. Когда подошли к заводу «Трактородеталь», то нас поразило, что при строгой маскировке на 2-м этаже дома в окне горела огромная лампочка как сигнал, указывающий на этот завод, а за ним завод «Ревтруд». Я поспешила вернуться домой и сразу услышала по радио «Воздушная тревога». И началось что-то невообразимое.
Город бомбили, стреляли «зенитки», рядом загорелся дом. Я схватила подушку, положила на нее спящую 4-хлетнюю дочку и выбежала на улицу, где было светло от пожаров. Падали «зажигалки», рвались снаряды, гудели самолеты. Дочка проснулась. Она не заплакала, а стала по-своему молиться: «Госпиди, Госпиди, отгони их от нас, я буду холосенькой девочкой». Я прибежала с ней на площадь, где было бомбоубежище, и простояла на каблуках до утра, держа ее на руках. На площадь было сброшено несколько бомб, но в убежище не попали. Позже узнала, что на «Ревтруд» и з-д «Трактородеталь» было сброшено много бомб, в том числе и зажигательные, но некоторые бомбы не взорвались, а «зажигалки» тушили и сбрасывали с крыш дежурившие сотрудники завода.

Это было страшное время, и мы с дочкой, тетей и ее четырьмя детьми уехали к родным в Татаново на несколько тревожных дней. С немецкой точностью в одиннадцать часов вечера над Тамбовом появлялись немецкие самолеты с их отвратительным специфическим гудением, встреченные зенитным огнем. С нами жили две бабушки мужа. Они вязали теплые носки и перчатки для фронта, и в моменты налетов одна из них причитала: «Опять бандять».

…Вот можно вздохнуть чуть свободней: не так часто звучит в репродукторе «Тревога». Можно пойти к подружке «повечереть», но с ночевкой, т.к. постоянного пропуска нет, а в городе комендантский час.

Так было и в то воскресенье. Поговорив о наших мужьях-фронтовиках, погрустив, улеглись спать. Вдруг в два часа ночи будит меня мама подруги словами: «Александр Петрович (отец моего мужа) пришел, что-то дома случилось».

С тревогой выхожу и слышу: «Мамке плохо, пойдем домой». Подруга жила на Советской улице. Не успели пройти полквартала, как видим: от угла Комсомольской ул. отделяется фигура в плащпалатке, подходит к нам с требованием: «Ваш пропуск». У свекра пропуск был, а моя голова падает вниз, каблучком черчу песок и думаю: заберут в комендатуру. «Задержавший» не выдержал: «Нина Васильевна, не узнаешь?!».

Это был мой муж , приехавший с фронта на две недели. Радости, счастья не было границ. Вошел в дом с частушкой:

Часики идут, 
Маятник качается,
Стрелочки бегут,
И все, как полагается.

Время пролетело как миг, и он снова уехал. Долго не было писем, нервы не выдержали, и я написала в его часть замполиту. Вскоре получила ответ: «Вы можете гордиться своим мужем. Он догнал свою часть и награжден орденом Отечественной войны 2-й степени».

Позже я узнала, что отпуск и орден он получил за переход границы фронта с радистом и успешную корректировку огня по беспокоившей наших мишени. Начал воевать рядовым, а вернулся с фронта гвардии лейтенантом с двумя орденами Отечественной войны 2-й степени и множеством медалей. Очень гордился медалью «За Кавказ»*, т.к. был на «Малой земле», где впереди враг, за спиной море. Десантников называли героями даже враги. Не отдан был плацдарм, не стали изгоями, но старели не по годам.

ГАСПИТО. Текущий архив. Автограф.
________________________________
* Так в документе. Правильно – «За оборону Кавказа».