Василий Михайлович Кубанев родился 13 января 1921 г. в селе Орехово ныне Касторенского района  Курской области в крестьянской семье. Самые любимые увлечения В.Кубанева в детстве - чтение и сочинительство. В 1935 г. семья Кубаневых поселилась в г. Острогожске Воронежской области. Здесь Василий Кубанев получил первое признание своего поэтического таланта. На олимпиаде детского творчества в Воронеже стихи юного поэта были отмечены премией - первой и единственной при его жизни. В это же время произведения В.Кубанева начинают публиковаться в центральной пионерской газете "Будь готов!".

В 1937 г.  семья Кубаневых переезжает в г. Мичуринск по месту новой работы отца, где Василий Кубанев продолжает обучение в 10-м классе средней школы № 1. Сверх обычной школьной программы В.Кубанев интересуется философией, историей, русской и западноевропейской литературой, самостоятельно изучает французский, немецкий и латинский языки, пробует сочинять музыку, рисует. Здесь, в Мичуринске, он объединяет молодых людей, пробующих писать стихи, в литературную группу для дальнейшего обучения поэтическому мастерству. Его стихи публикуются на страницах районной газеты  "Мичуринская правда". Теплые дружеские отношения устанавливаются у юного корреспондента с редактором газеты А.В.Гребенниковым. Вместе с другими мичуринскими поэтами В.Кубанев выступает с новыми стихами в рабочем клубе завода им. Ленина. Его произведения восторженно принимаются мичуринской публикой.

После окончания школы В.Кубанев собирался поступать на историко философский факультет университета, но жизнь распорядилась по другому. Отец уходит из семьи, 17-летнему парню приходится взять на себя заботу о больной матери и маленькой сестре, стать "кормильцем семьи". Кубаневы вернулись в  Острогожск, где Василий начал работать литературным сотрудником сельскохозяйственного отдела, затем заведующим отделом культуры и искусства районной газеты "Новая жизнь". В этой газете он опубликовал более 50 своих статей, очерков и фельетонов.

После двухлетней работы в редакции районной газеты В.Кубанев, к тому времени успешный и хорошо известный у острогожцев журналист,  решает посвятить себя учительскому труду. В августе 1940 г. он уезжает из города работать сельским учителем в начальную школу хутора Губаревка Острогожского района. В своих письмах признается, что "детей, музыку и цветы он любит больше всего в жизни".

В письмах, дневниках за 1939-1940 гг. В.Кубанев неоднократно говорит  о неизбежности войны с фашистской Германией, готовится к участию в ней (закаливается, ежедневно обливаясь холодной водой, проходит курс бойца всевобуча). С первых дней начавшейся войны он видит свое единственное место - быть среди своих ровесников, быть на фронте. В своих стихах он бичует фашизм и безгранично верит в нашу победу. Именно Кубаневу принадлежат известные строки, написанные в самом начале войны, в июле 1941 г.: "Это от Берлина до Москвы далеко. А от Москвы до Берлина близко!".

В августе 1941 г. В.Кубанев уходит добровольцем в армию. Его направляют в военную школу учиться на стрелка-радиста. В училище он тяжело заболел, в декабре 1941 г. вернулся домой. 6 марта 1942 г. В.М.Кубанева не стало.
Во время немецких бомбежек г. Острогожска летом 1942 г. была уничтожена могила В.Кубанева, сгорел дом, где находились рукописи, обширная библиотека, с большим трудом и любовью собранная поэтом. Благодаря усилиям его сестры Марии Калашниковой, друзей Бориса Стукалина, Ивана Толстого, Николая Гамова удалось по крупицам собрать его стихи, письма, дневники, дать второе рождение  талантливому поэту. В 1955 г. в Воронежском книжном издательстве был напечатан первый сборник стихов, фельетонов В.Кубанева "Перед восходом". В 1958 г. в издательстве ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия" вышел объемный сборник стихов, фельетонов, дневников, писем В.Кубанева "Идут в наступление строки", который затем еще дважды переиздавался. В последующие годы вышли и другие сборники поэта: "Человек-солнце", "Если за плечами только восемнадцать…", "Кто знает, что значит любить?" и др. Последним изданием из  творческого и философского наследия В.М.Кубанева стала книга "Монологи большого мальчика" (Тамбов, 2001), подготовленная к 80 летию со дня рождения поэта руководителем тамбовской областной писательской организации А.М.Акулининым.

В 1967 г. Воронежский обком комсомола учредил премию имени Василия Кубанева в области литературы, искусства, архитектуры, журналистики и народного творчества. В 1968 г. В.Кубанев посмертно был награжден мемориальной медалью конкурса им. Николая Островского, проводившегося Союзом писателей СССР и издательством "Молодая гвардия". Именем Кубанева названа главная редакционная премия газеты "Мичуринская правда", которая ежегодно присуждается лучшим внештатным авторам. Память о поэте увековечена в названиях улиц городов Воронежа, Мичуринска, Острогожска, районного центра Касторное Курской области.

***

Младшая сестра поэта Мария Михайловна Калашникова передала  на хранение в Государственный архив социально-политической истории Тамбовской области биографические документы, рукописи стихотворений, статей, публикации, переписку, фотографии В.М.Кубанева, а также статьи, буклеты, воспоминания друзей о нем, материалы об организации и проведении вечеров, слетов и других мероприятий, посвященных памяти поэта.

Большая часть сохранившегося литературного наследия В.Кубанева - это письма. Более ста из них адресованы мичуринской девушке Тасе Шатиловой. Таисия Васильевна Шатилова (Панченко) бережно хранила их всю свою жизнь. После ее смерти (6 марта 1988 г.) они были переданы сестре поэта М.М.Калашниковой.

На хранении в ТОГБУ "ГАСПИТО" находятся  также около четырехсот писем В.Кубанева студентке Ленинградского химико-технологического института, бывшей острогожской однокласснице Вере Петровне Клишиной. В этой переписке - весь Кубанев,  со своим юношеским максимализмом, детской впечатлительностью и недетским отношением к окружающим людям и происходящим событиям, стремлением сделать мир "лучше, чище, добрее". В них - размышления молодого поэта о смысле жизни, любви и дружбе, об искусстве и назначении поэта.

Не получивший высшего образования В.М.Кубанев, благодаря, прежде всего, самообразованию, был одним из образованнейших людей своего времени. Его нормой было прочитать в день книгу. Если маленькая, то - две.  В 18 лет он составил рекомендательный список литературы "Сто лучших книг о Человеке", половина из которого едва ли сейчас изучается на уроках литературы в современной школе.

Судьба отпустила В.М.Кубаневу до обидного очень малый отрезок времени. "…С горечью думаешь, что смерть на двадцать первом году жизни утащила из литературы человека, который, будь он жив, был бы способен сделать в этой литературе и больше, чем ты сам сделал, и больше, чем сделали многие другие, дожившие до твоего возраста писатели", - отметил в письме Борису Стукалину Константин Симонов, познакомившись с творчеством В.Кубанева в 1978 г.

Пример В.М.Кубанева еще раз подтверждает всем нам, живущим в новом веке, известную истину, что цена жизни измеряется не длиной, а  содержанием.

Из писем В.М.Кубанева Т.В.Шатиловой

14 октября 1937 г. - 13 июня 1938 г.

г. Мичуринск

№ 1

14 октября 1937 г.

Здравствуйте, Тася Шатилова!

Вам, конечно, известно, что среди учащейся молодежи Мичуринска найдется с десяток молодых поэтов и поэтесс - полных молодого задора, полных возможностей для дальнейшего своего роста и развития.

Я и сам, грешный человек, люблю писать стихи и даже хочу всю жизнь отдать этому необыкновенно тяжелому и благодарному труду.

Я представляю, как трудно работать над стихами нашим юношам и девушкам, лишенным поддержки и помощи. И вот я решил объединить всех желающих в литературную группу. Редактор "Мичуринской правды" благословил меня на этот нелегкий подвиг, и теперь я раздумываю над способами и путями литературной учебы, возможными в условиях нашего города.

Для начала я решил познакомиться с творчеством отдельных мичуринских поэтов. Среди фамилий, известных мне, оказалось также имя Таси Шатиловой.

Если у Вас есть желание и время поделиться со мною плодами своего творчества, я буду очень рад прочесть все, что Вы сочтете нужным мне прислать. Буду рад и как организатор лит. группы и просто, как человек, как товарищ.

Напишите несколько слов о себе: сколько Вам лет, давно ли начали писать стихи, над чем Вы работаете сейчас, кто Ваши любимые поэты, как Вы смотрите на современную поэзию, на задачи поэта.

Пишите по адресу: г. Мичуринск, ул. Советская, дом № 255 (быв[ший] 225). Василию Кубаневу.

P.S. О себе пока могу сказать лишь одно: мараю бумагу…

№ 2

24 октября 1937 г.
Утро

…Поэт - голос мира. Не эхо,  а голос - живой, горячий, зовущий.

Поэт - не божество. Он человек, но человек, обладающий редким сокровищем, человек, одаренный способностью видеть больше и чувствовать глубже, чем видят и чувствуют те, с кем рядом он идет.

Жизнь поэта принадлежит миру. Бессонные, жаркие, полубредовые ночи. Вдохновенные, стынущие восторги. Бешеная ходьба по комнате. Дымящиеся строки. Сотни исписанных, исчерканных, изорванных страниц. Сердце, истекающее кровавыми стихами, истерзанное обидами и сомненьями. Мучительная радость творца…

Жизнь поэта - бесконечное испытание - жуткое, тяжкое. И того, кто пройдет через испытания, потомки венчают лаврами и именем великого певца человечества.

Жизнь поэта - страшная боль. И блажен тот, кто не стонет под крестом, возложенным на него вечностью. И трижды блажен тот, кто безропотно донесет этот крест до вершины горы, имя которой - Слава…

Поэт по кускам вырезает и отдает людям свою душу. И награда за это - бессмертие. Но бессмертная слава - не  цель. Это лишь награда. Цель жизни поэта - верное служение Родине…

Могучее, прекрасное искусство!
Люблю твой светлый, твой широкий мир,
Люблю горенье трепетное чувства
И звон твоих золотострунных лир.

Немые сны, холодные как гроты,
И песенные жаркие бои;
Внезапные, стремительные взлеты
И горькие падения твои…

Дай руку нам, миров высоких житель,
Пусть наша сила в твой вольется стих,
Наш друг и брат, наш вождь и утешитель,
Глашатай правд и чаяний людских.

Умеешь ты своей всесильной речью
Увлечь людей в сверкающую даль,
Рождая песней в сердце человечьем
Любовь и гнев, отвагу и печаль.

Где жизнь и свет - везде тебе отрада:
В тиши озерной и в лесной возне,
В оранжевом смятеньи листопада
И в незабудковой голубизне…

Грядущего свободный провозвестник,
Ты любишь мир, и ты поешь его,
Бросая людям огненные песни -
Куски большого сердца своего.

И те, кто шествуют с тобою рядом,
Кому всю жизнь слагаешь песни ты,
Дают тебе посильную награду:
Рукоплесканья, славу и цветы.

Забыв свои тревоги и сомненья,
Единой жизнью с Родиной живи.
И ты найдешь себе успокоенье
В ее горячей, молодой любви.

№ 3

1 ноября 1937 г.
12 ч. ночи

…Моя задача - показать историю одного села. Несколько семей, связанных между собою (родством, враждою и т.п.). Наряду с коренными крестьянами показать выходцев из крестьянства. Я говорил тебе, Тасенька, что за последние годы ни один класс не претерпел таких глубоких изменений, как крестьянство. Об этом стоит писать. То, что я задумал, - многотомная эпопея. Социально-философский роман. Такого жанра не существовало. Я попробую его создать. Герои моей эпопеи: кулаки, бедняки, офицеры, кузнецы, воры, штукатуры, распутники, мороженщики, поэты, монашки, пастухи, машинисты, церковные старосты, красноармейцы, счетоводы, повара, кондукторы, мельники, калеки, вредители, нищие и т.д. и т.п. Это роман о судьбах крестьянства, о судьбах России…

№ 4

6 ноября 1937 г.
9 ч. 30 м. утра

…Вы просите рассказать, как проходит мой день. Встаю я в 7 ч. утра. Иногда - в 6. Иногда - в 5. С 7 ? до 2х - в школе. После школы читаю минут 30-40, лежа в постели. Потом - записываю все, что передумано и перечувствовано за день (к роману). Потом - серьезное чтение. Иногда - французский и латынь…

День мой кончается не раньше 12 ч. ночи. Очень часто - в два, три часа. Особенно в последний месяц. Может быть вчерашняя головная боль - результат этих ночей. Чувствую, что они ослабляют мои силы. Думаю прекратить такую "партизанщину" и как-то упорядочить свой день.

Всего, чем занимаюсь я после школы, не перескажешь. Бывают каждый день непредвиденные дела. И, кроме того, никогда нельзя угадать, когда начнется приступ того особенного рабочего настроения, которое мы привыкли называть "вдохновеньем"…

№ 5

6 ноября 1937 г.
9 ч. вечера

…Я очень-очень люблю цветы. И музыку. Еще больше - стихи. Но детей я люблю больше, чем стихи, цветы и музыку - вместе взятые. Любить детей и быть любимым ими - большая радость, большое счастье. Но не все люди этого счастья хотят, не все его достойны и не все умеют им пользоваться.

№ 6

10 ноября 1937 г.
2 ч. дня

…Видела ли ты когда-нибудь "Раскраски", Тасенька? Там на одном листе нарисован рисунок (общие контуры), а на другом - тот же рисунок, но уже раскрашенный. Дети, глядя на раскрашенный рисунок, берут карандаши или краски и раскрашивают первый рисунок сами.
Пьеса - это и есть первый рисунок. Задача актера - раскрасить его, не выходя, однако, за рамки, намеченные автором. (Не нарисовать, а именно раскрасить!) И то, как будет "раскрашена" роль - зависит от актера, от его мастерства.

№ 7

10 ноября 1937 г.
10 ч. вечера

…Когда мне было лет шесть, Тасенька, бабушка читала мне вслух Евангелие, пела духовные стихи и рассказывала страшные истории о жизни великих грешников и великих мучеников. Два года тому назад бабушка приехала к нам и привезла мне в подарок Евангелие и молитву. Молитва эта будто бы спасает от смерти. Бабушка заставила меня положить ее в карман, но я вынул ее оттуда и не знаю, куда положил. А Евангелие читаю и поныне. Подобно Семену Чайкину (герою моего романа), я "поклоняюсь не Христу, а человеческим страданиям".

Однако при работе над "Детством поэта" чтением одного Евангелия не обойдешься. Как только будет у меня побольше свободного времени - я займусь чтением книг по религиозным вопросам. Лежит у меня на столе хорошая книжка "Психология религии", но ее надо читать как следует, а времени у меня - нету…

Я должен изучить (не познакомиться, а изучить!): медицину, психологию, философию, педагогику, религию, историю, географию, литературу - изучить не то, что старались втиснуть в мои мозги учителя, но изучить те отделы этих наук, которые имеют прямое касательство к моему роману. С теми же отделами, которые прямого отношения к моей работе не имеют, мне все-таки придется познакомиться.
Сколько времени для всего этого потребуется!

Между прочим, мне во что бы то ни стало необходимо сблизиться с каким-нибудь священником. А ты знаешь, как это опасно: если об этом узнают в школе, то мне не миновать исключения, потому что они могут подумать всякое!

№ 8

15 ноября 1937 г.
9 ч. вечера

…Дружба должна окрылять, вдохновлять, облагораживать нас. Только такая дружба, основанная на взаимном уважении, доверии и понимании, может принести и тебе и мне какую-то пользу, известным образом укрепить все хорошее, что есть в наших душах…

№ 9

20 ноября 1937 г.
В школе

…Вступить в борьбу против дурного, что есть в моей душе - это не только возможно, но и нужно. Но изменить себя совершенно, изменить самые корни своего характера - это и невозможно, и ненужно. Да если б это и возможно было, не значит ли это - обречь себя на увядание, на засыхание, на медленную смерть. Ведь корни эти питают мою душу соками жизни. Удалить большинство из них - не значит ли это обречь себя на голод. Нет! Надо найти те корни, которые несут соки горькие, отравляющие душу, - и удалить эти корни безжалостно!

№ 10

6 декабря 1937 г.
Вечер

Тася!
Когда я отбирал из своих старых черновиков стихи и рассказы для того, чтобы послать в авторский кабинет Ленинградского издательства - я натолкнулся на некоторые забытые мною, но интересные (интересные - это еще не значит хорошие) стихи. Среди них было и то стихотворение, которое я тебе посылаю. Написано оно было 10 декабря 1936 г. на уроке. Что послужило конкретным поводом к его написанию - не помню. Помню только, что ребятам, когда я прочел его не перемене, оно понравилось. В один из ближайших выходных дней, (12го или 18го, кажется, 18го) я читал его в театре на молодежном концерте. Успех был необыкновенный. Таким успехом и такой популярностью не пользовалось ни одно мое стихотворение. Правда, мне попало на следующий день от райлита за то, что я читал это стихотворение без предварительного разрешения на то. Но этот вопрос удалось уладить. И с тех пор при каждом моем выступлении зал бесновался и просил читать "Барышням". Я всегда охотно исполнял эту просьбу…

P.S. Посылаю тебе его, чтобы узнать: права ли беснующаяся острогожская публика?
Предупреждение барышням

Это давно открыто и познано.
Не скроешь этого от ума и глаз:
У одних рано,
у других поздно
Появляется необходимость человеческих ласк.

Тогда залезают в семейное стойло.
Тогда загорланит вокруг ребятешь.
Но раз уж так природа устроила -
Против этого не попрешь.

Тогда, завязнув в хлипкой грязи,
Люди жизнь жуют, как мочало.
Но я вам хочу не конец изобразить,
А этой самой жвачки начало…

Если барышня смазлива на личико -
За нею каждый дурак и прет.
Кавалеры -
лучше не выдумать кличку! -
Неотвязный и очень опасный народ.

Когда подойдут кавалеры -
не верь им.
В буре слов, поцелуев и брызг
Шепчут они пошлости свои кавалерьи,
Разодеколоненные вдрызг.

Им кричишь:
"Не целуйте, не лезьте!"
Они же жмут, не стесняясь нимало,
Была честь - не стало чести,
Молодость была -
молодости не стало.

Это больно и это ужасно.
Я мог бы сотни привесть примеров.
Но и без примеров, кажется, ясно:
Держитесь подальше от кавалеров.

№ 11

28 декабря 1937 г.
Вечер
…Я долгое время ломал голову над тем, как можно широко и глубоко изучить жизнь? Сейчас ответ на этот наивный вопрос я нашел: самый верный способ познать жизнь - жить. Не отъединяться, не "страдать", не корчить из себя отвергнутого и непонятого пророка и безвинного мученика, но жить - жить болями и радостями родины, мыслями и делами мира…

№ 12

2 января 1938 г.
Вечер
г. Ленинград

…Был в редакции детского журнала "Чиж", куда Семенов передал "Труса". Сначала мне сказали, что "Труса" отослали назад, потом меня повели к редактору, и та сказала, что из "Труса" сделали рассказ в картинках, и что сейчас "Трус" находится у одного художника, который делает  к нему рисунки. Просили зайти завтра.

В Гослитиздате мне показали большую папку, на которой стоит мое имя и моя фамилия. В ней хранятся мои стихи, рассказы и письма к ним и к Кошелеву - все перепечатано на машинке. Мне это кажется очень странным, даже смешным. И больше всего - письма к Кошелеву, перепечатанные на машинке! 

№ 13

8 января 1938 г.
Вечер
г. Ленинград

Горячий привет, Таечка дорогая!

Весь день сегодня прошатался по магазинам. Книг накупил! Не знаю, как я повезу их. Был в издательстве. Познакомили меня с Александром Прокофьевым и Корнеем Чуковским. Первому знакомству не особенно радуюсь, а второму не радоваться не могу. Чуковский оказался очень милым и добрым человеком.

Среди книг, купленных сегодня, - "Дневник Анны Григорьевны Достоевской" (жены Достоевского). Очень интересный дневник. Сегодня буду его читать. Когда приеду в Мичуринск - дам тебе. Прочти. Ничего не потеряешь…

То чрезмерное внимание ко мне, которое я узрел в издательстве и которое, мне кажется, я еще не заслужил, - это внимание убеждает меня в моей силе и заставляет верить в возможность осуществления лучших мечтаний моих. Если в меня верят и меня любят люди, которых знает вся родина наша, то я не имею права сомневаться в смысле жизни. Надо жить! Надо жить хотя бы уже по одному тому, что нам дана жизнь.
И мы будем жить!

№ 14

16 января 1938 г.
3 ч. дня
г. Мичуринск

…Взрослые привыкли смотреть на детей свысока, считая их неспособными ни к глубоким переживаниям, ни к серьезному мышлению. В одном из очень старых своих стихотворений "Откровенность" я писал:

Смотрят взрослые на нас с участьем,
Недоверье не стерев с лица:
"Разве могут настоящей страстью
Зажигаться у детей сердца?!".

Милые! Попробуйте измерить
Наших чувств клокочущих порыв!
Вы привыкли книжной страсти верить,
Собственное детство позабыв.

Наших дней раскат гремящ и звонок,
Наши годы вашим не чета.
В нашем возрасте любой ребенок
Взросл, как говорят, не по летам…

Я считаю, что детские переживания так же глубоки и умозаключения так же серьезны, как и у взрослых. К тому же они свежи и чисты, и поэтому во много раз более привлекательны и интересны, чем переживания взрослых.

Дети и любят, и страдают, и радуются. Правда, они не умеют делать этого. Но тем лучше. У взрослых и любовь, и страдание, и даже радость - все идет по каким-то более или менее определенным путям, скрываемое туманом лукавства, стыда и страха. У детей же все переживания "неожиданны" и непосредственны, хотя они иногда очень умело их скрывают.

…Для меня есть один закон лжи: "Ложь - гнусна. Когда же она необходима - лги. Но лги так, чтобы я поверил". 

№ 15

25 марта 1938 г.
Вечер

…Мещанин сидит в каждом из нас. А что  такое мещанство - никто отчетливо не представляет, хотя каждый знает, что с мещанством надо бороться. Но во много раз труднее бороться с врагом слабым, которого плохо знаешь, чем с сильным врагом, которого знаешь хорошо. А мещанство - чрезвычайно сильный враг. И к тому же мы плохо его знаем.

№ 16

11 апреля 1938 г.
11 ч. вечера

…Сегодня вечером я позволил себе роскошь - читал песни Беранже. Что за прелесть! На русском языке они звучат обедненно и как-то сухо, искусственно - в общем, совсем не то, что в подлиннике. Песни эти я достал позавчера у одного нового своего знакомца - у него целая библиотека на французском. Я буду брать теперь у него каждый день по одной книге. Я так рад, Тая, так рад! Свои книжки французские я уже прочитал, а больше не знал, где брать. И теперь это для меня целый клад!

№ 17

18 апреля 1938 г.
Вечер

…Хочется писать обо всем, обо всем: и о выставленной раме, и о рукопашных боях в Испании, и об остающихся на пожизненную службу командирах, и о сидящих на скамеечке в парке молодых матерях, и о пасхальных булках, которые 24-го числа заменят у многих "советских" людей (советских мещан! обжористых мещан, которые даже религию поставили на службу своему жадному чреву!), и о Гитлере, и о детях малышах, и о разгуливающей по крыше кошке - обо всем, обо всем. Сегодня весь день дождит, а я как-то не замечаю, потому что "духом светел". Поэтому же и пишу. Не сочиняю стихи, а пишу стихи. Никогда еще я так остро не чуял разницу между двумя этими словами…

№ 18

21 апреля 1938 г.
Вечер

…Землю я люблю и не разлюблю никогда. "Плохие - мы, а жизнь - не плохая". Истину эту помню и боготворю. Жить надо. Жить стоит. Надо потому, что мы уже живем. В одном из последних стихов своих я пишу:

Ждать ли,
пока бестолковая смерть
Невежливо явится на дом?!
Хотя б для того
надо жить и сметь,
Чтоб умереть как надо…

Смысл жизни - в самой жизни. И напрасно ищут его вне жизни. Он здесь, в нас, в наших болях, ошибках, обманах и верах, в наших делах, в нашем хохоте и в скрежете наших зубов. Будем жить!

№ 19

24 апреля 1938 г.
12 ч. вечера

…Двадцать третьего у нас в школе был вечер. Я читал самые последние свои стихи: "Сегодняшнее", "Галочий разговор" и "Стихи о детстве". Больше всего понравились, кажется, "Стихи о детстве".

Если нету на сердце печали -
Отличишь ли осень от весны?..
Помню: в детстве снились мне ночами
Сказочные, розовые сны.

Я теперь умею слышать жалость
Даже в щебетании лесном,
А тогда мне жизнь еще казалась
Радостным, неповторимым сном.

Отзвенело детство золотое,
Смолк и смех, и песни детских лет.
И во сне мне видится иное,
Да и в жизни прежнего уж нет.

В жгучей, неосознанной обиде
Об ушедшем плачу и кричу.
Навсегда рассыпалась обитель
Детских снов, мечтаний и причуд.

Из обломков рухнувшего храма
Вынес я к шестнадцати годам
Теплое, большое слово МАМА
Да под бровью неглубокий шрам.

Я хотел бы снова быть ребенком,
Чтоб бездумно жить за годом год,
Чтоб смеяться весело и звонко,
Чтоб не знать ни горя, ни забот.

Молодую душу гнут страданья,
Как зимой сгибает ветви снег.
Уж теперь сквозь вздохи и рыданья
Не прорвется прежний детский смех.

№ 20

5 мая 1938 г.
Вечер

…Вечером вчера смотрел "Волга-Волга" и "Богатая невеста". "Волга Волга"  - дрянь ужасная. Пошлая и ненужная картина. Когда ее смотришь - это не замечается, а когда зажжется свет - становится как-то неловко и даже не по себе. Если б не Орлова - эту картину можно было б вполне назвать халтурой. Орлова спасает все. Она здесь - прежняя, а могла бы быть лучше. Но тут уж вина не ее - в такой картине актеру трудно быть самим собою. Все-таки Орлова - прелесть! Ее игру можно смотреть без конца.

"Богатая невеста" - несравненно лучше, умней и серьезней. Это почти настоящая комедия. Я смотрел ее с двумя колхозниками: к нам заехали родственники. Они сказали: "Брехня!". Это конечно грубо, но именно в этом - недостаток "Богатой невесты". Она не реалистична. А ведь секрет успеха "Чапаева", "Петра I", "Великого Гражданина", "Бесприданницы" и др. - в том, что они реалистичны; в том, что они не берут панибратского тона в разговорах с жизнью, но в то же время и не лебезят перед нею…

Путь мой - как подъем на высокую гору: чем дальше от вершины - тем больше сил тратится на приближение к ней, а чем ближе к вершине, тем больше сил приходится затрачивать на то, чтобы сохранить равновесие и удержаться на ногах.

Я верю: будет день, когда мои истинные друзья с гордостью произнесут имена моих книг в рядах лучших сокровищ мировой литературы.

Я думал когда-то, что поэт должен отречься от всего мирского и жить  только болями и радостями своего сердца. Теперь я вижу, что это - неверно, что это - заблуждение детства.

Надо отречься от всего сугубо личного и жить жизнью мира, каждое движение которой должно рождать в сердце поэта известное движение.

Мир - жилище мое, вечность - моя жизнь…

№ 21

13 июня 1938 г.

…Пусть даже я никогда не научусь писать хорошие книги - не беда! У меня остается жизнь, которая - как бы ни была она мала и как бы ни казалась бедна - всегда сильнее книг, потому что она - вечна и сверкающа, а книги - только слабые и краткие отблески ее.

Я хочу накрепко войти в людей, чтобы еще больше полюбить их и научиться у них мудрости и жизни. Как бы ни казались нам ничтожными люди ("толпа") - они всегда выше и больше даже самого великого человека: они питают его, и он живет для них; в них и для них - всякая мудрость, всякая красота, всякая правда; в них - сила и бессмертие; они - соль земли.

И вот меня всего занимает вопрос: с чем я иду к ним? И за чем?
Зачем? Чтобы жить, учиться жизни и, учась, учить.
Но чему же учить? Что ты знаешь?
А идти в людей, чтобы только брать - нельзя. Берет только дающий…
…Вот почему мне стыдно, вот почему я так сокрушаюсь убожеством своей души.

Из цикла стихотворений "Белые стихи", посвященного В. Клишиной

25 октября 1938 г.

…С каким-то отрешенным безразличьем
Мечта рванулась в высоту - туда,
Где нет ни косогоров, ни ухаб,
Где воздух до отказа разрежен,
Где можно петь и плакать, задыхаясь,
И с остро-сладким жжением в крови
Почуяла израненные корни,
Несущие животворящий сок
Из недр земли к ее шальному сердцу,
И круто, трепеща и леденея,
В восторженный закутанная ужас,
Без вскрика, навзничь рухнулась на землю,
Недавно проклинаемую ей…
…Смерть - стимул жизни - учит все живое
Жить, двигаясь по твердому настилу,
Выравнивать его и украшать
Покровами простых и нужных дел,
Чтоб удлинить другим дорогу к смерти
(Смерть жизни служит и творенья жизни
Без надобности рушить устает).
…В чем еще житейское искусство,
Когда не в том,
чтоб в рабстве быть свободным?

Из писем В.М.Кубанева В.П.Клишиной
29 октября 1938 г. - ? 1939 г.
г. Острогожск

№ 1

29 октября 1938 г.

…Вера, нам с тобою страшные жизнью даны уделы. Но мы переживем их. Будем плакать, молиться, падать, хохотать, биться, скрежетать зубами, безумствовать, потеть, творить, ибо все это вместе называется ЖИТЬ. Будь поэтом, землекопом, счетоводом, - чем угодно, но будь прежде всего и во всем ЧЕЛОВЕКОМ и будь самим собой. Найди самого себя! Это первейшая заповедь жизни. И я принимаю ее, благословляю ее и претворяю в дело…
Будем же жить! Да здравствует жизнь - неуемная, здравая, жадная. Жизнь взахлеб. Жить - значит познавать, а познавать можно только действия. Действие, дело - основа основ. Оно родило мир и человека…

"Узнать и познать себя - самое трудное", - говорят философы. Поверим им. Но радость и счастье, конечно, не в том, чтобы познать и успокоиться, а в том, чтобы познавать, вечно беспокоясь и ища.

№ 2

21 ноября 1938 г.

…Очень трудно человеку, особенно в начале жизни, определить, что нужно делать сейчас, вот в эту минуту, а что после. Это очень трудно, но не невозможно. Общих рецептов, конечно, нет здесь никаких. Для меня рецепт таков: "Делай в эту минуту все, что можешь делать". (Под "можешь" разумеются и обстоятельства, и желание - внутренняя возможность)…

И для меня совершенно безразлично сейчас - доберусь ли я до высот славы. На черта она мне? Чтобы мучиться? Но мне отнюдь не безразлично, доберусь ли я до высот мастерства. Это - цель моей жизни. И ей я подчиняю каждый свой шаг. Слава - призрак, предрассудок, пустой звон. Стать самим собою, стать художником, добиться полного соответствия между внутренним богатством души и внешним выражением этого богатства - это единственное, из-за чего стоит жить, ибо это - сама жизнь...

№ 3

22 ноября 1938 г.

…Когда я был в Ленинграде, я, как пьяный, ходил по книжным магазинам. Когда я смотрю на книги, я похож на тигра. Так сказали мне мои ленинградские друзья, прозвавшие меня "пьяницей" за мою бешеную любовь к книгам. Я просадил все деньги на книги и привез домой два мешка, битком набитых книгами разных годов издания, разных авторов, разных форматов, по разным вопросам. Но, кажется, я ни к селу, ни к городу забалабонил про свою персону, в которой тут особой нужды нету. Кши!..

А ты знаешь, какую "прозу" я хочу создать? Такую же яркую, такую же буйную, пеструю, рьяную, как стихи. Представляешь ли ты, что это будет? Нерифмованные стихи. Размера тоже, конечно, не будет. Но стихи эта проза будет "напоминать" самой внутренней своей инакостью, внутренними принципами построения, фраз, оборотов, образов, словосочетаний.

Впрочем, все это - дело далекое, и - кто знает - может быть, неосуществимое. Вера, у меня порок сердца. Настоящий. Если к этому прибавить нечеловечью впечатлительность мою и те бессонные ночи, которые я ввел в обычай. (Теперь спать по 4-5 часов  в сутки для меня не трудно, а сначала ой-ой-ой как тяжело было. Я буквально истязал себя, поливал голову холодной водой, колол булавками тело - чтобы только нельзя было заснуть). Так вот, если собрать все это вместе, то станет ясно даже ребенку, что долго мне не прожить. А жить иным режимом я не хочу, да уже, пожалуй, и не могу. Жить иным режимом - для меня значит отказаться от самого себя. Вера, в мире тысячи книг, которые я должен знать (не говоря уже о сотнях тысяч, которые нужно бы знать). Если в день прочитывать по одной (научной) книге - в год всего прочитаешь 365 книг. Разве ты не чувствуешь, как это убийственно мало? Поэтому я считаю расточительством потратить на каждую книгу один день и выхожу из себя, когда (600 страничную, например) книгу приходится одолевать два дня. Ни о каких даже шести часах сна не может быть речи…

Книгу (одну) я прочитываю каждый день. И читаю с подчеркиваниями и с выписками. Редко какая остается недочитанной. Я дочитываю ее на следующий день и прочитываю еще одну - меньшего размера…

№ 4

27 ноября 1938 г.

…Что за проклятье - эти маленькие городки. Мне шагу нельзя ступнуть, чтобы об этом шаге не заговорили. Будь они трижды прокляты, эти расфуфыренные бездельники и бездельницы, которые могут сделать из человека игрушку и забаву себе!

№ 5

Ноябрь 1938 г.

…За эти дни ты дважды снилась мне во сне. Последний раз - вчера. Я был рад. И готов был спать вс[егда], только что[бы] [этот] сон - ты - снился, а не другой!
Утром пришло письмо. Я думал, что это все еще сон.

№ 6

4 декабря 1938 г.

…Счастливым может быть (и является) лишь тот, кто приносит счастье другим. А тогда, когда человек направляет все силы и стремления на то, чтобы обеспечить самому себе счастье, "урвать" у жизни лакомый кусок, забывает о других - тогда это кончается несчастьем. Да и само по себе это несчастье. Уже по самой природе своей человек таков, что в себе одном он не может найти счастья, для счастья одного нужно наличие двоих.

№ 7

6 декабря 1938 г.

…И подобно тому, как в мире количество энергии не изменяется, а энергия переходит лишь из одной формы в другую, так и в человеке количество энергии всегда постоянно, и самым большим преступником считаю я человека, который всю ее тратит на пустяки, малыми дозам, и при этом не горит, а чадит, коптит. Либо совсем не гореть, либо гореть во всю силу. И чтоб ярче и дольше гореть - зажигай, зажигай как можно больше. Только так можно сохранить энергию свою вечно. Не по душе мне и те субъекты, которые, обладая "мощными запасами энергии" (говоря языком учебника географии), всю ее проявляют в форме блеска, ослепительного света, не давая, подобно бенгальским огням, ни тепла, ни жизни…

№ 8

7 декабря 1938 г.

…И всю жизнь я живу такими вот глотками, рывками. Ровно и тихо жить не умею.

А сейчас я себя кляну за то, что долго не возвращаюсь к франц. языку. Я уже очень много слов позабыл. Ругаю, но вернуться не могу. Нет сил! Да и времени нет. Но скоро я оседлаю себя. Долой анархизм! Да здравствует разумный и бешеный труд!

№ 9

7 декабря 1938 г.
Восемь часов вечера

…Вера! Люби математику. Она учит мыслить. Человек, который любит и знает математику, не может не мыслить. И при этом мыслить правильно. Ну, а в физике и химии не мыслить нельзя. И еще более нельзя не мыслить правильно. Знания, которые остаются лежать в человеке мертвым грузом - не только не приносят ему пользы, но даже мешают жить. Только те знания действенны и хороши, которые (как бы ни были они малы!) усвоены органически, переработаны, втиснуты в живую ткань души человека вместе с другими знаниями; которые человек умеет применять; которые делают человека проницательнее, восприимчивее, мудрее…

№ 10

12 декабря 1938 г.
10 ч.  вечера

…Я теперь "человек без каникул". Непривычно как-то. У меня часто бывает такое ощущение, как будто я влез в огромнейшие сапоги, и меня заставляют бежать в них. Ведь мне сейчас место рядом со сверстниками моими - в ВУЗе. А я разъезжаю по колхозам, мерзну и сочиняю газетные дифирамбы и разоблачения. Я - самый молодой (возрастом) из всех 300 работников райисполкомовского здания. И, несмотря на то, что и в редакции, и в райкоме партии, и в РИКе меня любят, я не могу быть спокойным: мне кажется, что своей любовью чрезмерной они подчеркивают, что я "пацан" и гожусь любому из них в сыновья. Глупого поэта обижает это…

№ 11

16  декабря 1938 г.

…Пять гениев - мои боги: Шекспир, Бальзак, Достоевский, Горький, Роллан. Как непохожи они друг на друга внешне! А ведь это куски одной породы, но разных пластов ее, разных отложений.

Разве можно скучать или пусто скорбеть, когда живут они. Я говорю живут, хотя их считают умершими. Но умерли их оболочки. Они сами, их дух жив, живы - в книгах, в людях,  в делах. Навеки…

Вереныш милый, когда тебе будет трудно, читай книги этих пяти. Даже в Достоевском - в самом "мрачном" из них - больше радости, чем во всей русской литературе, за исключением Горького и Маяковского. А какая глубина, какая страстность, какой размах, какая проникновенность, какая всеобщность в каждом из них! Я хочу быть достойным их продолжателем. И я им буду. Буду, буду! На зло себе, на счастье всем.

№ 12

21  декабря 1938 г.
3 ч. ночи

…Меня очень поражает в письмах твоих, Вера, простота. Она действует неотразимо. Она передает все. Именно за эту простоту я так люблю твои письма. Я называю их: "Верусино сердце в конверте". Называю про себя, конечно. Мы никогда не потеряем друг друга? Да, Верусь? О, ангел северный мой! Я не знаю, чем была бы моя жизнь, если б не было на свете тебя! А ведь чем-то она была бы!

Малютка-Верочка, я весь, весь твой. Я хочу отдать тебе всю свою нежность ребячью нерастраченную, весь огонь свой, все сердце, весь разум, всю жизнь. Чтоб только было тебе хорошо. Мне иногда бывает страшно моей нечеловеческой нежности. Бывают минуты, когда я чувствую себя огромною горячею волною - бурливой, могучей, пенистой. Спасибо тебе за эти минуты. Ведь только думаю о тебе, я становлюсь таким сильным, страстным и вихревым.

Я никогда-никогда не позабуду Верочку Клишину, я всегда буду помнить ее. Ты родная мне - такая, какая ты есть. Со всеми своими качествами. Для меня нет в человеке дурных качеств. Есть дурные поступки…

№ 13

23  декабря 1938 г.
Вечер

…Читая впервые "Что делать?", я впервые очень сильно пережил гордость за свою нацию. Удивительна ее судьба. И велика. И неповторима (как и все великое и удивительное). Как хорошо, что мы с тобою родились в России, родная химичка! Как хорошо, что мы живем в такое смутное, в такое непостижимо-буйное время, когда минута равна прежнему году, когда судьбы людей так велико-малы!..

№ 14

11 января 1939 г.

…Сегодня узнал о том, что приказано изъять портреты и книги Михаила Кольцова, который - враг народа! Верочка, что же это творится. Косарев, Блюхер, Кольцов - это только три, самые крупные, за последнее время свалены. Не пойму, не пойму, что происходит. Кольцов, Михаил Кольцов - король журналистов! Читала ли ты "Испанский дневник" его? Кто бы мог подумать!

№ 15

12 января 1939 г.
Вечер

…Меня одолевают сотни мыслей. Мне некогда их записывать. А они уже никогда ведь не вернутся! Мне и жаль их терять, до слез жаль, и в то же время приятно это теряние - приятно чувствовать, что они не последние, что я в силах родить сотни мыслей новых, лучших, богатейших.

Я сейчас как на крыльях лечу. Даже сердце холодит. Так и летел бы всю жизнь. Так и буду лететь. Так и будем лететь. Ветер поет, сердце поет, кровь летит, все летит. Может, это и есть вдохновенье?..

№ 16

13 января 1939 г.
Вечер

…А пока - будем работать. Будем жить полным дыханьем, на полную мощность.

Во время поездки в Ленинград я понял и почувствовал одну очень важную вещь: учиться можно, только уча, и учить можно, только учась. Учить и учиться - это две стороны одного сложного процесса, именуемого жизнью.

№ 17

16 января 1939 г.

…Вчера я купил за 50 рублей книг себе. Вот какие книги:

1. "Эллинская культура" - роскошная книга огромного размера, в 580 страниц, с картами, многокрасочными вкладными иллюстрациями, с таблицами, многочисленными иллюстрациями в тексте. Она мне очень и очень много даст.
2. "История живописи в 19 веке". Том 1. Также огромный том в 360 страниц с иллюстрациями очень многочисленными и очень хорошо сделанными.
3. Верман. "История искусства". Том 2. (Искусство христианских народов до конца 15-го столетия). Большого формата книжица - 940 страниц. Иллюстраций столько же, сколько текста. Много вкладных, многокрасочных.
4. В.Ирвинг. "Жизнь Магомета". Простая книжка. 290 стр. Год издания - 1857.
5. Огромный том (страниц 800), в котором переплетено в одно несколько изданий "Нового журнала иностранной литературы" (1898 г.): роман А.-де-Виньи "Сен Марс", роман Уэллса "Борьба миров", роман Раблэ "Жизнь Гаргантюа" ("Пантагрюэля" нет - вот жаль!), роман Додэ "Опора семьи", роман Леру "Норманны в Византии" и несколько иностранных рассказов. Но для меня главную ценность представляет большая художественно-историческая монография, напечатанная в этом томе, - "Женщина в искусстве", занимающая 200 страниц - т.е. четвертую часть всего тома. Написана, кажется, толково, богато иллюстрирована, много важных сведений можно оттуда извлечь.

Кроме того, вчера я купил четыре старых (дореволюционных) учебника истории (два - по древней истории, два - по истории средних веков).

Историю мне надо знать. Историю человечества. Всего. Сюда входит и история социальная, и экономическая, и политическая, и история живописи, и история музыки, и история литературы, и - самое главное - все науки, взятые не догматично, а в их историческом развитии.

№ 18

18 января 1939 г.

...У Рабиндраната Тагора - величайшего индийского поэта - есть афоризм: "Нам снилось, что мы чужие. Мы проснулись и увидели, что дороги друг другу". Этот афоризм я написал по-французски на листочке бумаги, и этот листочек бумаги ношу всегда с собой в грудном кармане пиджака.

Веруня, ангел мой светлый, я не знаю, буду ли я когда-нибудь достоин того, чтобы меня любил человек, но я буду всю жизнь стремиться к тому, чтобы вырасти выше и крепче, чтобы заслужить эту любовь.

№ 19

19 января 1939 г.
3 ч. дня

...Телеграммы, которую ты, пишешь, послала на редакцию, я не получал. И не знал про нее. Сегодня утром получил твое письмо, прихожу в редакцию и спрашиваю про телеграмму. Говорят: была. Тот говорит: зав. производством получил; другой - секретарь. Так я ее и не нашел. Скорее всего, она у нашей секретарши, которая с 5-го числа заболела и на работу не приходит, и стол ее закрыт, и все ругаются каждый день, а стол все закрыт, а в столе письма, а в письмах жалобы, а в жалобах жизнь. Жизнь лежит в столе у секретарши, секретарша больна - и никто не видит жизнь.

…В отмщенье за телеграмму я сегодня над столом каждого завед. отделом прибил бумажку с надписью.

Над городским отделом - "Отдел городских сплетен", над промышленным - "Промышляющий отдел" (потому что зав. этого отдела - пройдоха ужасный: на обувной фабрике по блату заказывает себе ботинки, в швейной мастерской - костюм, на винзаводе "пробует" вино каждой новой партии и нового сорта. И так далее. На всех предприятиях промышляет чем нибудь и старается поживиться всем, чем возможно); над культурным отделом - "Халтурный отдел", над отделом связи с массами -  "Отдел связи с кассами" (заву этого отдела знакомы все кассиры Острогожска, он всегда и у всех занимает деньги, водит дружбу с директором госбанка, и поэтому наша редакция всегда получает зарплату первой из городских учреждений); над советским отделом (зав. его - большой невежда, пьяница и лодырь) я написал: "Отдел есть, а дела нету". И, наконец, над своим, с.-х. отделом - "Отдел сельскохозяйственных вредителей".

В нашей редакции есть маленький темный чулан. Он пустой. Дверь закрыта. На этой двери я повесил бумажку: "Отрезвитель" (у нас в редакции все, кроме редактора и меня, - горькие пьяницы).

Я дурачусь все больше и больше. Сегодня позвонил по телефону редактору, который сидел в соседней комнате (у него - свой телефон) и спросил у него, когда будем "думать" (так называю я наши традиционные обсуждения вышедшего номера).

За подобные выходки мне не влетает. Хохочут все. А я - больше всех, конечно. Хотя и сознаю порой, что все это глупое мальчишество. Но разве это так уж плохо - быть мальчишкой! Мне это нравится, потому что иным я и не могу сейчас быть.

№ 20

21 января 1939 г.
Вечер

…Я знаю, что для того, чтобы осуществить свои замыслы, я должен всю жизнь учиться - у жизни, у книг, у людей, у вещей, у себя, у мира, у врагов своих, у жуков и ящериц, у ручьев, у звезд, у солнца - у всего всему учиться. Это первое и основное условие. Я очень ненавижу себя, Вера, за то, что я ничего не знаю из того, что мне надо знать; ненавижу себя за то, что я ленив, за то, что я беспорядочен и неряшлив в своем отношении к жизни, к людям, в своей учебе у книг; я забросил французский язык, недавно вернулся к нему, а сейчас опять забросил. Да мало ли у меня поводов к самопрезрению. Однако я не только презираю себя, но на этом презрении (и из этого презрения) строю веру в себя, в свои возможности, в человеческие возможности.

…О, сколько вокруг нас интересного! Ведь каждый человек - это целый мир. Каждый человек знает что-то такое, о чем мы не имеем и понятия. Еще раз подчеркиваю: каждый, даже самый ординарный. И мало этого. То, о чем знаем мы, он знает не так, как мы, а по-своему знает, иначе знает. Вот с этого уважения к человеческому знанию должно начинаться уважение к человеку "вообще".

№ 21

24  января 1939 г.
Вечер

…Вчера я был в кино, смотрел "Александр Невский". Картина потрясла меня и - возмутила! Возмутила ее претенциозность и ее лубочность, никак непростительная для такого замечательного режиссера, как Эйзенштейн. Вчера вечером я написал Эйзенштейну огромное письмо и хотел послать на Комитет по делам кинематографии, а оттуда передали бы его самому Эйзенштейну. В этом письме я писал ему всю правду о его фильме и о современном искусстве, а также развивал мысли об искусстве вообще. Но сегодня утром, прочтя еще раз это письмо, я вдруг ощутил, как жалок мой голос в реве похвал, который поднимается вокруг "Ал. Невского". Я понял, что Эйзенштейн все равно не поверит мне и просто будет смеяться над моим письмом. Если б оно было хвалебное, он, конечно бы, поверил! Но хвалить эту картину нельзя. Ее надо ругать, ругать, ругать! Это - лубок, а не [искусство]. Александр Невский - Черкасов - просто докладчик о международном положении, одетый в костюм Александра Невского. Патриотические картины нужны, ибо нашей стране все больше и больше грозит опасность, но разве такими должны быть патриотические картины? Я не берусь сейчас высказывать все свои впечатления о "Невском", потому что это заняло бы опять весь вечер…

Так вот, прочитав сегодня утром свое письмо, я сжег его. А сейчас жалею об этом. Все-таки надо бы послать. Второй же раз писать - не хочется, да и не выйдет того, что нужно.

"Александр Невский" перед самыми глазами поставил мне вопрос: "Что ты делаешь?". Я впервые, кажется, с животной какой-то силой ощутил, как велика, как близка, как ужасна опасность войны, опасность нашествия на нашу землю кровавых разбойников. И я спросил себя резко и хлестко: "Что ты сделал? Что ты делаешь? Что ты сделаешь, чтобы облегчить твоей отчизне победу в грядущей битве?". И я покраснел, как пламя, я вспыхнул. Мне было так стыдно, так страшно стыдно в этот час, когда я пытал себя: "Для чего же ты живешь, подлец, если ты ничего не сделал для народа, для людей? Ничего не сделал и не делаешь?".

Да, Вера. Мне стало стыдно всего себя. Мне стало больно, что я называл тебя дорогой и милой, ничего не сделав, чтобы твоя и моя родина была сильнее, краше, чище. Вера, прости меня…

Разврат, воровство, зависть, скупость и прочие подобные вещи, считавшиеся грехами, - не грехи! Единственный и величайший грех - черствость, безразличие к человеку, стремление обеспечить лишь свое счастье, хотя бы и за счет беды другого. Вот в чем грех. И грех этот мы совершаем каждый день много раз. Помогать человеку, любить человека, учить человека, возвышать человека - вот что должен делать человек, вот для чего стоит и надо жить. Для этого. Только для этого. И жить, и умирать…

Любовь к человеку, забота о человеке, стремление к человеку, боль за человека, радость за человека - должны пронизывать все наши деяния, все помыслы, все поступки, все устремления, все творения. Какое счастье - быть человеком! Какая великая честь! И как мы - люди - не ценим этого! Мы из человека превращаемся в животных, в зверей, в чудовищ. Содействовать вечному человеческому продвижению вперед, вечной и прекрасной борьбе человека за самого себя - что может быть выше, нужнее и завиднее этого. И возможность делать это предоставлена всякому.

…Сейчас стало модным говорить о "чуткости". Не та чуткость нужна, о которой пишут в газетах. Меня, право, удивляет и смешит, что в газетах пишут о случаях чуткости и честности, как будто такая уж редкость, что человек, найдя чужой кошелек, занес его в милицию и отдал дежурному!     Нет, иная чуткость нужна. Будничная, обыденная, постоянная, а не "специальная". Создается впечатление, что сейчас говорят о чуткости и о заботе о человеке в том смысле, чтобы вменить это каждому в обязанность -  так же, как снимание калош или вытирание ног в коридоре. Странные люди! Они готовы чуть ли не учредить специальный отдел, который ведал бы заботой о человеке. Смешно и горько!

Любовь к человеку, человеческая забота о человеке должны, повторяю, пронизывать каждый шаг, каждое движение каждого из нас. Смысл человеческой истории и цель ее - в ней самой, т.е. все время в будущем, в человеке.

Человек - центр мира. И все в мире должно стремиться к этому священному, благородному центру. Да, благородному!

№  22

26  января 1939 г.

Верусе Клишиной

2 X 1= 2
Из стихотворения "Календарь"

…Пусть же вечностью меряется мирозданье,
А для нас единица движения - год.
Как ее увеличить, оставив такой же?
Как двоенья избечь, одинокость избыть?
Как с словесностью разом, без крови покончить,
Как пройти через бревна старинной избы?
Как увидеть без краски и без одеянья
Существующих сущностей существо?
Как на деле действительным сделать деянье?
Как достичь и постигнуть себя самого?
Ничего не понять без движенья, но как же
Влить себя в это вихрь, лед, роднящий с огнем?
Кто заданье мне даст в нем, кто путь мне покажет?
Кто не даст мне ненужно расплавиться в нем?
Кто возьмет перемены в хорошие руки?
Я расту, обиход мой давно устарел.
Очень близкие, очень далекие звуки
Умирают и бредят на свежем столе:
Деньги, зеркало, блюдце с водою и просо -
Каждый день в году для меня коляда.
Я сижу. Надо мною сердито и просто
Неживою листвой шелестит календарь.

№ 23

30  января 1939 г.

…Я занят сейчас чрезвычайно. Никогда так, кажется, не было трудно. Близится весенний сев. А колхозы наши готовятся к весне плохо. И вот я без устали и без жалости тормошу их, телефоню во все концы, езжу, вызываю, распекаю - в общем, буйствую. Как хороша (сама по себе!) моя маленькая, беспокойная работа! Все время кипишь. Хорошо кипишь. И сам в этом кипении очищаешься, меняешься, лучшеешь.

№ 24

2 февраля 1939 г.
2 ч. дня

…Ты знаешь, что такое сладкие слезы? Это - когда сердце тихо сочится кровью, и кажется, что тает сердце, расплывается по всему телу; кажется, что весь ты - сердце, одно лишь теплое сердце, и влага взбегает к глазам и растекается, и наплывает, и хочет брызнуть, и человек смеется по ребячьи широко и бездумно - от счастья.

№ 25

2 февраля 1939 г.
8 ч. вечера

…И еще мы сегодня печатаем сообщение о награждении артистов кино. Кажется, и писателей многих наградили. Заслуженно награжден только Шолохов. Все остальные награждены лишь за неимением более достойных. Все эти козявки литературные будут забыты. О них забудут за год до их смерти, а через год после их смерти вспомнят о них, чтобы снова забыть - уже навсегда. Страшно подумать, сколько бумаги сейчас тратится на печатание никому ненужного литературного барахла! Когда же поймут это писатели? Когда совесть закричит в них? И когда прекратится выпускание всякой пустой пошлятины? Книг Горького, Бальзака, Маяковского, Диккенса, Некрасова, Шекспира, Гете, Байрона нет в магазинах. А брак литературный, упражнения безграмотных дядей, выпускаются тысячными тиражами! Позор. Нету нашего Горького. Он бы им задал!

№ 26

5 февраля 1939 г.
8 ч. вечера

…В этом стихотворении о Франции я напишу также и о том, как я учил французский язык. Это очень изящный, очень правильный (даже чересчур правильный) язык, Верочка. Я начал его учить года два тому назад, чтобы читать в подлиннике любимых французов - Бальзака, Золя, Роллана, Руссо, Флобера, Стендаля. И начал не с грамматики, не с учебника, а с романов Золя и Бальзака. Было очень трудно. Потом - легче. Я узнал грамматику, не уча ее.

Верусь, ты когда-нибудь будешь учить французский язык? Мы вместе его учить будем? Да? Я буду тебе помогать. Выучим французский и немецкий.

Немецкий - раньше: тогда, когда ты в другой институт перейдешь. Достанешь себе словари и грамматику немецкую, и будем писать друг другу письма на немецком языке. Все замеченные ошибки в этих письмах будем сообщать друг другу. Я и сейчас охотно писал бы тебе немецкие письма, но это отнимало бы у тебя время, которое тебе нужно для основной учебы - в институте. Так что немецкий язык мы отложим до лучшего времени…

Пока ты живешь в Ленинграде, дитенок, обязательно побывай во всех ленинградских музеях и исторических местах. Обязательно сходи в филармонию. Может быть, будут давать там 5-ю симфонию Шостаковича. Ее тебе во что бы то ни стало услышать надо. Ее тема: "Радость, познающаяся через скорбь". Я не знаю в современной музыке ничего более сильного и мудрого, чем эта симфония. В филармонии часто бывают концерты хороших певцов и музыкантов. Старайся посещать их. Вообще - входи в мир музыки. Музыка обогатит и поднимет тебя так, как ты и не представляешь. Полюби музыку крепко, сознательно, придирчиво. Учись отличать хорошее от дурного. Пример дурного: Дунаевский. Это ремесленник, и притом неважный. Его забудут очень скоро. Это бенгальский огонь, который сверкает, но не греет. Его искры можно брать в руки. В поэзии такой ремесленник - Лебедев-Кумач. Это очень плохой поэт.

Сейчас есть несколько хороших, настоящих поэтов: Пастернак, Джамбул (в лучше своей части), Михаил Голодный, Михаил Светлов, Николай Асеев. Последние три - не очень хорошие, но гораздо лучше других. Настоящий же поэт - Пастернак. Когда-нибудь я тебя познакомлю с его стихами. Как и всякие истинно прекрасные стихи они очень сложны. Но когда их поймешь - очень просты.

Живопись тоже полюби, Верочка. Сходи в Русский музей, в Эрмитаж, в Музей изящных искусств.

№ 27

4 февраля 1939 г.
7 ч. вечера

…Моя комната имеет четыре шага ширины и шесть шагов длины. Очень низенькая (высота почти в два раза меньше ширины). Двери нет. Есть только отверстие для двери. Закрываю занавеской.

Стол квадратный, черный. Накрыт очень старой зеленой клеенкой, которая вся изрисована и исписана мною.

Окно тоже почти квадратное. Очень низко над полом и под потолком. Сейчас окно закрыто белой занавеской. Подоконник - светло-серый.

Около окна над столом висит круглый (очень большой) портрет Сталина. Слева от окна на этой же стене - портрет Горького (маленький). На левой стене - портрет Достоевского.

Сундук - черный. В сундуке - книги. К стене над сундуком прибито старое одеяло, чтобы закрыть дверь, ведущую к хозяевам и сейчас забитую.

Между сундуком и печкою - большой фанерный чемодан с рукописями, письмами и бумагой.

Печка - до потолка. Топится от хозяев. Вся потрескалась от жары и небрежной побелки.

Этажерка для книг - маленькая, темно-красная. Она пустует. Все книги я храню в сундуке. Сундук всегда замыкаю.

Кровать железная, синяя. Перин нет. Матраца тоже набить нечем. Сплю на досках, прикрытых мешками. Сверху мешков - простыня. Постель накрыта белым тонким одеялом. Белая подушка лежит. Постель прибираю сам. Комнату убираю тоже сам.

Под кроватью - маленький фанерный чемоданчик. Там - важнейшие черновики и записи. Под самым низом - твои письма (чтоб никто не долез до них). Этот чемодан так же, как и тот, большой, - замкнут. Теперь  я не дурак, чтоб оставлять чемоданы открытыми!

На стене над кроватью - цветастый ковер. Старинный русский. Я купил его в позапрошлом году еще у одной торговки на толпе.

№ 28

28 февраля 1939 г.
20 часов

…Больше всего мне хочется приобщить тебя к миру искусства - к миру поэзии, живописи, скульптуры, театра, музыки. К миру, который сам я лишь начинаю узнавать. Это самый лучший из всех возможных миров. Это - высоты страсти, высоты человеческого духа. Порою мне трудно дышать на этих высотах - так разрежен здесь воздух. Когда ты станешь подниматься на эти высоты - ты поймешь истинную цену жизни и боли, и тогда у тебя отпадет всякая охота к самоистязаниям.

Я почти все время думаю о тебе в последние дни, родная моя. Я все больше и больше тебя люблю, все больше и больше тебя узнаю и понимаю. Не могу, не в силах передать, пересказать, каким большим внутренним счастьем, каким даром, какой отрадой, какой ответственной радостью и гордостью является для меня, вливается в меня, наполняет и ширит меня, живет во мне, одевает меня, поднимает меня все выше и выше твоя дружба, доверчивая, искренняя, детская, нежная дружба. Часто у меня такое ощущение, как будто наши руки все время слиты, сплетены, соединены вместе, и их не разбить, не расплести, не разнять. Я всегда чувствую в своей руке тепло руки твоей. Я забываю о ней лишь тогда, когда о всем забываю - во сне. Да и то не всегда. Мне страшно иногда становится даже от того, как я к тебе привязался, привык, приблизился. Очень страшно. Страшно потому, что какой-то нутряной голос, сокровеннейший голос, который никогда меня не обманывал, говорит мне - даже не говорит,  а смутно внушает, что все это кончится, оборвется, рухнет.

№ 29

19 марта 1939 г.
8 ч. вечера

…Я совершенно был ошарашен взятием Чехословакии. Французские болтуны нехорошую затеяли игру. Гитлер повесит их на тех самых тесемочках, в которых они делают ему подношения. Ну, черт с ними. Слава "всевышнему", что мы - не они.

Скрежетал зубами, когда умирала Испания. Но она жива! Этот народ не даст себя задушить и скомкать. Мир стоит перед величайшими событиями.

№ 30

24 марта 1939 г.
Утро

…Завтра я опять буду бегать, звонить, ругать председателей, рассылать письма, смеяться и куролесить. И никому будет невдомек, глядя на меня, что этот беспутный и противный малый так любит красивое, нежное и хорошее, так кровоточит, так жмется, так томится. Никто не знает и не узнает о том, каков я есть, хотя я хочу, чтобы об этом знали все, и ничего в себе не скрываю.

№ 31

8 апреля 1939 г.
Вечер

…Рухнул весь мой план пропаганды Маяковского. Рухнул не только потому, что меня в эти дни не будет в городе, но и потому, что лекцию мою цензор не разрешил, предложил в двух местах исправить. Если б это были обычные места, я исправил бы, конечно. Но это места коренные, это главные точки лекции. Выкинуть или изменить их - значит все разрушить. Ну, и черт с ними. Статью о Маяковском написал одну, уже сдали вчера в набор, а цензор опять придрался. Такое зло меня взяло! Не дали этой статьи, хотя уже набрана она была. Ребятам понравилась. Редактору тоже. Но цензор (женщина) наш - весьма строптивая скотина. Уперлась в свое! Глупая. Я тебе летом про нее расскажу. Всех считает врагами народа, кроме себя и членов правительства и ЦК партии…

№ 32

28 апреля 1939 г.
4 ч. дня

…Преподавание литературы - более чем всякого иного предмета - является средством формирования человеческой души, личности, общества. Благодарнейший труд! Если учиться я не поступлю - поеду учительствовать в деревню... Ни одна профессия не живет в таком тесном и действенном общении с живыми людьми, которые еще создаются и все время меняются, и ты их творишь. Как и все истинно великое - это очень трудно…

№ 33

30 апреля 1939 г.
18 часов

…Я так тебя люблю, ангел мой, душа моя, сестра моя, что временами мне даже не по себе делается от страха за огромность и неодолимость этого чувства.

Каким бы скучным, суетливым и невзгодистым ни оказалось мое юношество, немыслимо ничего более прекрасного, чем оно, - это буйное расцветанье сил и способностей духовных, это преодоление себя самим собою, это обретение своего голоса, своего места, своей цели.

Родная моя, я очень счастлив (и хочу, чтоб и ты счастлива была) тем, что живу в одно время с тобою, тем, что знаю тебя, тем, что люблю тебя всем собою, всеми своими чувствами.

Бывают дни, когда я особенно резко и близко счастье это свое ощущаю. Вот и сегодня такой день. И потому так ясна моя голова, что в ней сегодня верховодишь ты, мое дальнее солнце!

№ 34

1 мая 1939 г.

Доброе утро, мой друг, мой радостный и печальный свет!

Синий ветер наполняет собою пространство. Солнца нет еще, оно омрачено облаками, но его свет живой и живящий - всюду. И синь видна только потому, что есть солнце; а облака - минутны, они пройдут.

Ты тоже мой солнце, мой центр, моя сила, мое оживление. И что ж, что нет писем от тебя. Я вижу твои отблески вовсюду, в себе и вокруг себя. И что ж, что нет прямого блеска, ослепляющего глаза и повергающего сердце в кипенье. У меня есть ты и твоя дружба - далекая, закрытая молчанием, не менее отдаленная, чем солнце, но и не менее яркая, теплообильная и могущественная.

№ 35

21 мая 1939 г.
17 часов

…Не было ни одного настоящего человека, который чувствовал бы себя настоящим человеком. Запомни это. Неудовлетворенность, устремленность ввысь от себя, отрицание себя самим собою - все это вполне здоровые черты. И я рад, что они в тебе есть. Так редко встречаются люди, которые были бы недовольны самими собою. Гораздо чаще недовольны другими. Как хорошо, что ты не похожа на это большинство!

Но, однако же, не увлекайся этим недоверием к себе. Знай меру ему. Не позволяй страху и скорби побеждать тебя. Даже в осуждении самой себя должна верховодить ты сама, а не тот голос, который изнутри осуждает тебя.

№ 36

22  мая 1939 г.

…Хороший охотник всегда подпускает зверя на близкое расстояние к себе, подвергая себя опасности быть растерзанным, - и все это он делает для того лишь, чтобы выстрелить наверняка в цель, без промаха.

Так и в жизни - следует иногда поддаться, покориться на время обстоятельствам, чтобы потом крепче стиснуть эти обстоятельства своими руками и заставить их покорно служить тебе.

№ 37

4 июня 1939 г.

Полночь

…Сколько бы ни было у меня друзей в будущем и в настоящем - ты всегда была, есть и останешься лучшим моим спутником, лучшим моим земным светом. Все, что во мне - все это твое: черпай, бери все, что хочешь, все, что нужно тебе…

№ 38

27 июня 1939 г.
Вечер

…Если ты достанешь мне книги по истории - это будет очень и очень здорово. И еще вот что посмотри в магазинах:

1. Однотомник В.Хлебникова (в книжной лавке писателей).
2. Тома Энциклопедии со словами: Египет, Греция, Рим (можно и Брокгауза). А если "Большая Советская Энциклопедия" есть, то в первую очередь 22-й том и другие, какие можно, вот с какими словами: "Исторический материализм", "Рим", "Греция", "Египет", "Средневековье", "Возрождение" ("Ренессанс"), "Человек", "Человечество", "Крестьянство", "Коммунизм", "Сезанн", "Ренуар".
3. Все, что можно по искусству (нет ли сейчас книги о Рембранте, спроси о Сезанне, Ренуаре, Матиссе, Моне, Курбе), а также журнал "Искусство".
4. "История советского театра" (том первый).
5. Стихи иностранных поэтов (за последнее время вышло много сборников).
6. Стихи советских поэтов (вот каких: Асеев, Светлов, Твардовский, Рождественский, Симонов, Инбер, Сельвинский, Луговской, Пастернак).
7. "Русский фольклор". Учебник Ю.Соколова для вузов.
8. Сборник "Современная американская поэзия".
9. Стихи Брюсова.
10. "Толковый словарь" Даля (совершенно случайно можно купить в лавке писателей).
11. Словарь Абрамовича. (Старинный. Называется: "Словарь русских синонимов". Купить можно там же).
12.  "Философский словарь". (Вышел в этом голу в Политиздате).
13. Гельвеций "Об уме".
14. Гегель "История философии". (Кажется, 8-й и 9-й тома его собрания сочинений).
15. Что-нибудь по истории музыки. Если попадется где-нибудь "История искусства" (автор - безразлично, какой), то купи обязательно…
Вот и все.

№ 39

20 июля 1939 г.
7 часов утра

…Благоразумие, гордость, спокойствие, к которым призывает меня "здравый смысл", - что значат они, эти цветистые оболочки, по сравнению с нашей дружбой, с нашей любовью!

Я хочу дружить, хочу любить, несмотря ни на что. Ты - моя гордость, мой разум, исток моего спокойствия. Иначе ничего не знаю и не могу и не желаю знать. Что бы ни говорили, что бы ни визжал "здравый смысл" - я всегда буду восторгаться каждой радостью нашей любви, болеть каждой маленькой раной, стремиться разрастить каждый зачаток светлых чувств и мыслей, таящихся в нас, вырывающихся наружу. 

№ 40

6 августа 1939 г.
Вечер

…Сейчас за перегородкой шумят хозяева. Собираются во что-то играть. В карты, что ли! Нудная жизнь! Слушаешь, слушаешь, да и вдруг зареветь захочется и заколотить в стенку кулаками: "Сволочи! Зачем же вы так свински мелко живете?!"

Много, невыносимо много надо сделать нам, поколению второго двадцатилетия двадцатого века. На наших плечах возлежит история. Сколько выдержки и силы надо нам, чтобы не только удержать ее, не только не уронить, но и поднять еще выше - на плечи будущего поколения, которое будет и рослее, и мощнее нас.

№ 41

8 августа 1939 г.
Рано утром

…Когда я говорю о том, что счастье человека в том, чтобы приносить счастье другим, то ведь это вовсе не значит, что человек должен всю жизнь совершать жертвоприношения. Нет. Задача в том, чтобы перестроить всего себя в таком порядке, при котором осчастливливание других становится личной и повседневной моей потребностью, условием и содержанием моего собственного счастья.

Если хочешь насадить среди людей что-нибудь, что ты считаешь полезным и хорошим, то лучшим средством насаждения этого хорошего и полезного является соблюдение, исполнение его в своей обыденной жизни…

Самыми полезными поступками в моей жизни являются поступки ошибочные. Без них я никогда ничему бы не научился…

Видеть новое можно лишь тогда, когда все (и старое) видишь по новому…

№ 42

12 августа 1939 г.

Завещательная записка
В случае моей смерти прошу все, что останется после меня, - мои рукописи, книги и документы - считать принадлежащими Вере Петровне Клишиной и передать их ей без промедления.
В. Кубанев

№ 43

13 августа 1939 г.
День

…Если наша дружба будет служить средством твоего подъема вверх, твоего порыва вперед; если она окажется способной обеспечить тебя силами и всем необходимым для этого подъема; если ты будешь находить счастье в проникновении в мир человечества через мир друга, через мой мир, - если все это будет, то я буду считать себя счастливейшим из всех людей, когда либо гостивших на земле…

Это ничего, что мы представляем друг друга, может быть, несколько лучше, выше, чем являемся мы в действительности. Такая переоценка наличности является по существу верой в силы своего друга, верой в его возможности, верой в неизбежность его очищения, усовершенствования и прояснения. Помимо того она служит каждому из нас незаменимой программой жизни, проектом, планом дальнейших действий - от самых больших до самых обыденных.

Но - чур! Если кто из нас увидит, что слабости, которыми одержим другой, пересиливают его и становятся опасными, пусть он сейчас же предупреждает друга об этом и помогает ему избежать торжества этих слабостей…

Я твердо верю во все то, что пишу и говорю тебе. Ни одного слова, в котором я бы сомневался, я тебе не скажу. Но ведь я расту, и рост мой определяется и измеряется не мною самим, а жизнью. И вот всегда бывает так, что лишь завтрашний или послезавтрашний день - одним словом, грядущий день - приносит мыслям моим оценку: либо подтверждает, либо исправляет, либо дополняет, либо опровергает их.

Постепенно такие изменения во взглядах на мир скопляются и скопляются, и наступает, наконец, день, когда кажется, что мир полетел кувырком, что тебя вертит с головы на ноги, все кружится перед глазами, а когда кружение прекратится - наступит оглушительная тишина, от которой голова звенит тупым и медленным звоном, как от удара. Это называется душевным кризисом. Дух взошел на новую ступень и во время своего восхождения расплескался, раскачался, и нельзя увидеть мир ясно через эту качку. Начинается пересмотр, перебор, переоценка всех ценностей - как тех, которые находятся внутри тебя, так и тех, которые содержатся в мире внешнем. То все кажется никчемным, ничего не стоящим, ненужным, противным, то сразу же все как будто обернется иной стороной и уже представляется бесконечно милым, важным, интересным и прекрасным. То всю вселенную готов отдать за одну свою мысль, то во имя травинки или песчинки хочется принести в жертву всего себя и всю историю духа.

Страшное дело! Конечно, разные люди переживают эти кризисы по разному, а подавляющее большинство переносит их совсем незаметно для себя, некоторых же они совсем минут - тех, кто не болеет собою, т.е. человеком…

Я очень рад, что сейчас же нашел имя этой болезни: болеть человеком. После этих кризисов болезнь продолжается: только одни болеют собою, а другие - болеют человечеством. Первые - обречены на смерть, либо на бесконечное продолжение этой болезни - до нового кризиса. Вторые - выходят на порог выздоровления и оживления, в каком бы состоянии они до этого ни находились и ни чувствовали себя…

№ 44

14 августа 1939 г.
5 часов дня

…Мои дни - это непрерывные поединки между мною и временем. То я убиваю время (всеми средствами, всеми видами оружия - холодного, горячего и теплого), то оно убивает меня. Оба живы и здоровы. Я  измучен, а время чувствует себя так же свежо, как и в первый миг своего существованья…

№ 45

18 августа 1939 г.
День

…Человечество задыхается в грязи и мраке, тысячи людей умирают на бранных полях, страны - целые страны, изумительные страны - сносятся, стираются с карт; сироты дрожат в ночах беззащитными толпами; кучка собак арийского происхождения пытается особачить человечество, запоганить нашу страну, растоптать нашу культуру, изгрязнить нашу жизнь, навязать нам свои собачьи законы. Мир сошел с ума. И в такие дни, в такие дни, каких не знала еще история, ты можешь быть равнодушной к человечеству, к человеку, к себе? Ты не должна делать этого! Ты не должна оставаться безучастной к бедам и скорбям человечества, если даже все близкие твои к ним безучастны…

Пойми: Гитлер - твой враг, личный твой враг. Он личный враг каждого из нас, советских людей. Все силы, все помыслы должны быть обращены к народу, к нашему единственному, великому народу. Помочь ему укрепиться для борьбы с врагами - наш долг, наш неотложный земной долг.

Сделать это можно лишь через предельное заполнение своего времени общественно-полезной работой.

Пусть лишь тот день считается правильно прожитым, который принес не только радость тебе, но и пользу народу. Это - в наших силах, в силах каждого из нас.

Честно выполнять обязанности, возлагаемые занимаемым местом, - к этому сводится в основном служение обществу. Надо только, чтобы вне этого служения для тебя не было ничего, чтобы оно составляло все содержание твоей жизни…

№ 46

25 августа 1939 г.
Вечер

…Итак, договор с Германией подписан. Он будет нарушен - в этом нет никакого сомнения. Это - немецкая хитрость. Но не только это. В какой-то степени он - наша победа, торжество политики Сталина. Пока "суд да дело" (как говорит пословица), будем недоуменно радоваться вместе со всеми.

Будет ошибкой, если мы ослабим борьбу протии фашизма и войны (что одно и то же)…

№ 47

26 августа 1939 г.
Перед вечером

…Друг - это человек, советов которого всегда спрашивают и никогда не слушают.

№ 48

3 сентября 1939 г.
Утро, 8 часов.

…Итак, война. То, чего ждешь, совершается неожиданно. Фашизм показал самого себя. Укорить его нечем. Он делает то, что уже делал и то, что должен делать по своей природе. Для того чтобы он так не делал, надо его бить, душить, а не заключать с ним мирные договора.

Обывательский здравый смысл (о, он всегда оказывается правым!) говорит, что Германия заключила договор, чтобы мы не мешали ей подойти к нашей границе, а как только она возьмет Польшу (ведь это ей нужно обязательно, чтобы подойти к нам), она наплюет на этот договор, как наплевала на "антикоминтерновский пакт". Если она так бесцеремонно поступает со своими единомышленниками (Япония), то почему бы ей не проделать то же самое со своим врагом (СССР)?

Не верю, не могу поверить в миролюбие волка. Все звери несколько похожи друг на друга. И волк похож на лису, особенно если он старается быть на нее похожим. Но все-таки волк всегда останется волком.

Польшу терзают. Польшу! Ведь это же родной народ нам, русским.

Нет, с Германией нам придется воевать в самое ближайшее время, и напрасно мы подпускаем ее так близко к себе…

Война идет только второй день, Германия продвигается уже в сердцевину Польши! А ведь из "войн" последних лет (Испания, Чехословакия, Китай) война с Польшей - самая настоящая. Может быть, потому так кажется, что это - самая близкая к нам война.

№ 49

4 сентября 1939 г.
6 часов утра

…Вчера купил себе в магазине большую (и небольшую: 1,5х2 метра) карту Западной Европы для того, чтобы повесить ее у себя в комнате и следить по ней за ходом войны. С легкой руки моей все эти карты были разобраны вчера за полчаса. А их было много.

Повесить ее я еще не успел: нет кнопок. Повешу сегодня. Если можно - достань себе такую карту и повесь ее в комнате, чтобы и ты и все девочки о развитии военных действий были наглядно осведомлены.

№ 50

24 сентября 1939 г.
7 ч.  утра

…Человек существует для мира столько же, сколько мир для человека. События твоей жизни, как и всякой другой человеческой жизни, представляют собою микроскопическую копию мировых событий. Точнее бы сказать - не копию, а зарисовку, эскиз копии…

Никогда нельзя жить так, чтобы личное стояло в противоречии с мировым и заслоняло мировое. А ведь в подавляющем большинстве люди так и живут: мое - это то, что мое.

Надо, чтобы все было мое…

Помни одно: особенности никогда не проявляются в обособленности. Только в общении с другими человек обнаруживает свой истинный характер, свои отличительные признаки и качества. А ведь именно особенностями ценен человек. Чем более не похож  человек на других людей и чем лучше эти особенности, рознящие его с другими, тем этот человек представляет больший интерес (а иногда и большую ценность).

Внимание к другим, удовлетворение нужд других - вот что должно быть первой нуждой каждого человека, вот на что должны быть в первую очередь направлены его силы, потому что без этого жизнь его утратит всякий смысл, и сам человек потеряет себя…

У тебя есть, есть такая струнка: схватить бы солнце за уши да ахнуть его об землю, чтоб с земли скорлупа соскочила!

Увы! - это невозможно. Скорлупу земную можно очистить только руками…

Большое дело - это маленькие дела во имя большой цели. Делать эти маленькие дела надо так же тщательно, как и самые что ни на есть большие…

№ 51

30 сентября 1939 г.
Утро

…Вчера я был у Веры Леонидовны. Слушали по радио пятую симфонию Шостаковича…

А потом я попросил листок бумажки и составил проект памятника намогильного себе, с надписями со всех четырех сторон:

1. Свет рождается тьмою.
2. Тьма - враг света.
3. Тьма есть свет.
4. Здесь беспокоится человек.

Вера Леонидовна предложила вместо этого вот какие надписи (тоже со всех 4-х сторон):

1. Он был поэтом и свет носил в себе.
2. Он в тьму жизни бросал искры своего огненного духа.
3. Он весь был из противоречий, т.к. любил людей.
4. Здесь мир мыслей и чувств, потерянный миром.

Потомки примут, конечно, мой вариант, потому что Вера Леонидовна говорит не обо мне.

№ 53

8 октября. Год 39-й.

А век - неизвестно какой, 
потому что календари врут,
и до календарей были века 

Просто советы

1.    Люди будут выше, когда научатся думать о себе выше.
2.    Начало - это уже конец.
3.    Счастье - просто-напросто умение жить, но такое умение, которое не получается откуда-то сразу, а приобретается постепенно, и обязательно - в активном общении с другими людьми и с миром. Поэтому - будь счастлива. И когда я говорю тебе: "Будь счастлива!", я говорю этим самым: "Ты будешь счастлива!".
4. Человек - это мир, и просто-таки нельзя не уважать его, каким бы он ни был.
5. Учиться можно и нужно всячески и на всем. Учись на людях, как не надо поступать. Я ненавижу дурное в людях и поэтому часто дурно думаю о самих людях. Не следуй моему примеру.

Верина памятка
Что нужно делать

1. Писать письма. Всем. И мне.
2. Дважды в месяц ходить либо в театр, либо в филармонию.
3. Выписать газеты и журналы.
4. Читать газеты.
5. Слушать радио (не все время, а когда нужно).
6. Застегивать пальто.
7. Разговаривать с Зиной обо всем, кроме того, о чем не нужно разговаривать.
8. И вообще - держаться везде и во всем так, как подобает зверенышу и Девочке с большой буквы.

Чего не надо делать

1. Подвергать себя самоизбиенью.
2. Стесняться (т.е. стеснять себя).
3. И вообще - быть девочкой с маленькой буквы.

№ 54

10 октября 1939 г.
г. Ленинград

…Человек живет для того, чтобы быть счастливым, для того, чтобы радоваться, поэтому он должен знать, в чем для него счастье и в чем несчастье…

Высшее счастье в том, чтобы делать то, что хочешь делать. Причем, счастье - не в сознании того, что вот, дескать, я делаю то, что хочу. Нет, счастье - в самом действии, в деле. Только на практике, совершая что-нибудь действительное и преодолевая сопротивления внешние и внутренние, человек обнаруживает для себя и для других свою истинную природу, свою сущность, свои особенности, свои силы, свои способности, свои намерения, - одним словом, всего себя…

Осуждать можно только дела, но человека нельзя. В человека можно и должно лишь верить…

Остерегаться в себе надо только одного - самодовольства и пассивности, проистекающей из этого самодовольства.

Пассивность, безразличье, равнодушие - вот что страшно, вот чего надо бежать, а заметив, искоренять безо всякой пощады. Но искоренять опять таки делом, действием…

№ 55

Ранее 25  октября 1939 г.

Как можно читать книжки

Первое правило. Читать самое необходимое. Что это значит? А это значит, что из миллионов книг, созданных людьми за всю историю человечества, лишь немногие сохранили свое значение для нас и не утратили практического жизненного интереса. Таких "немногих" наберется, однако, несколько тысяч. За жизнь их не прочитать, за две жизни - тоже.

К счастью, дело не в том, сколько прочитать, но в том, как прочитать…

Читать надо те книги, которые учат больше всех остальных книг.

Из беллетристики я на первое время выбрал для тебя и для себя сто книг…

Второе. Хорошо, конечно, иметь при чтении непосредственную цель. Это создает интерес и помогает быстрее ориентироваться в самих книгах…

Если даже практической цели нет и придумать ее нельзя, то в этом нет уж такой крайней необходимости.

Можно читать просто с целью: пополнить запас своих сведений по такому-то вопросу, рассчитывая при этом, что это пополнение будет использовано на практике впоследствии.

Значит, задача в том, чтобы сохранить приобретенные новые сведения на более или менее продолжительное время.

Ну, тут идут в ход всевозможные выписки, конспекты, заметки и прочее…

Такое активное отношение к читаемому само заставит тебя серьезнее относиться к выбору книг для чтения. Ты будешь искать такие книги (а в книгах - такие места), в которых содержатся более или менее удовлетворительные ответы на твои вопросы, возникшие при чтении одной книги. При чтении этих книг возникнут новые вопросы, которые потребуют дальнейших поисков и т.д.

Вывод: читать надо активно, критически. Только таким способом можно достичь органического (т.е. навсегдашнего) усвоения материала…

К чтению надо относиться не как к чему-то "междупрочному", оставляемому напоследок, а как к равноправной, равноценной, а, быть может, и более всего важной части жизни.

Для человека чтение должно быть таким же необходимым, как питание для просто растущего организма. Без книг - чем еще можно питаться?

А если это так, то отсюда следует еще одно правило (вернее, совет): читать систематически, установив для чтения определенные часы, как для приема пищи.

№ 56

25  октября 1939 г.
Утро

Деточка!

…Посылаю тебе список "100 книг".

Сто лучших книг о человеке

1. "Илиада" Гомера.
2. "Одиссея" Гомера.
3. "Песнь о Нибелунгах" (эпос).
4. "Калевала" (финский эпос).
5. "Манас" (киргизский эпос).
6. "Давид Сасунский" (армянский эпос).
7. "Эдда" (скандинавский эпос).
8. "Шахнамэ" (персидский эпос Фирдоуси).
9. "Гайавата" ["Песнь о Гайавате"] Лонгфелло.
10. "Былины русские".
11. "Слово о полку Игореве".
12. Библия.
13. Евангелие.
14. "Витязь в тигровой шкуре" Руставели.
15. "1001 ночь" ["Тысяча и одна ночь"] (сказки).
16. "Дон-Кихот" Сервантеса.
17. "Робинзон Крузо" Дефо.
18. "Гулливер" ["Путешествия Гулливера"] Свифта.
19. "Пантагрюэль" ["Гаргантюа и Пантагрюэль"] Рабле.
20. "Мюнхаузен" ["Приключения барона Мюнхаузена"] Распэ.
21. "Тиль Уленшпигель" ["Легенда об Уленшпигеле…"] де Костера.
22. "Божественная комедия" Данте.
23-24. "Потерянный рай" и "Возвращенный рай" Мильтона.
25. "Метаморфозы" Овидия.
26. "Апокалипсис" Иоанна [Богослова].
27. "Макс Хавелаар" ["Макс Хавелаар, или Кофейные аукционы Нидерландского торгового общества"] Мультатули.
28. "Дафнис и Хлоя" Лонга.
29. "Сатирикон" Петрония.
30. "Гильгамеш" ["Эпос о Гильгамеше"].
31. "О природе вещей" Лукреция Кара.
32. "Спартак" Джованьоли.
33. " Листья травы" Уитмена.
34. "Фауст" Гете.
35. "Мадам Бовари" Флобера.
36. "Отец Горио" Бальзака.
37. "Неведомый шедевр" Бальзака.
38-40. "Гамлет", "Лир" ["Король Лир"], "Макбет" Шекспира.
41. "Исповедь" Руссо.
42. "Исповедь" Толстого.
43-45. "Трилогия" ["Детство", "В людях", "Мои университеты"]  Горького.
46. "Освобожденный Иерусалим" Тассо.
47. "Мать" Чапека.
48. "Анна Каренина" Толстого.
49. "Самгин" ["Жизнь Клима Самгина"] Горького.
50. "Преступление и наказание" Достоевского.
51. "Мцыри" Лермонтова.
52. "Каин" Байрона.
53-55. "Тоска", "Палата № 6", "Унтер Пришибеев" Чехова.
56. "Сентиментальное путешествие" ["Сентиментальное путешествие по Франции и Италии"] Стерна.
57. "Неистовый Роланд" Ариосто.
58. "Синяя птица" Метерлинка.
59. "Портрет Дориана Грея" Уайльда.
60. "В лесах" Мельникова-Печерского.
61. "Левша" Лескова.
62. "Сказки" Андерсена.
63. "Племянник Рамо" Дидро.
64-65. "Нора", "Бранд" Ибсена.
66. "Красное и черное" Стендаля.
67. "Мертвые души" Гоголя.
68. "Кристоф" ["Жан-Кристоф"] Роллана.
69. "Брюньон" ["Кола Брюньон"] Роллана.
70. "Русские сказки" (Афанасьева).
71-72. "Кандид" ["Кандид, или Оптимизм"], "Микромегас"      Вольтера.
73. "Кобзарь" Шевченко.
74. "Хорошо" Маяковского.
75. "Пышка" Мопассана.
76. "История одного города" [Салтыкова]-Щедрина.
77. "Обломов" Гончарова.
78-79. "Книга песен", "Книга Легран" Гейне.
80. "Лирика" Катулла.
81. "Моцарт и Сальери" Пушкина.
82. "Труженики моря" Гюго.
83-85. "Человек", "Буревестник", "На дне" Горького.
86. "Басни" Крылова.
87. "Прометей" Эсхила.
88. "Пан Тадеуш" Мицкевича.
89. "Натан" ["Натан Мудрый"] Лессинга.
90. Рассказы о Хозар-Ходже [Ходже Насреддине].
91. "Швейк" ["Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны"] Гашека.
92. "Тристан и Изольда" Эшенбаха ["Легенда о Тристане и Изольде"].
93. "Жерминаль" Золя.
94. "Бесприданница" Островского.
95. "Былое и думы" Герцена.
96. "Что делать?" Чернышевского.

Перепиши этот список. Мой оставь у себя, а переписанный - пришли мне. Будем читать по списку. Вместе. 

№ 57

11 ноября 1939 г.

…Чем человек богаче внутренне, тем он общительнее, тем более в нем потребность в обогащении себя и других. Необщительны те, кто ничего не имеет. Это одна необщительность. Но есть и другая: имеют много, но то, что имеется - лежит в них неоформленно, скорее в возможности; плохо себя знают, представляют и понимают и поэтому боятся выказываться. Это - необщительность высокая, но хвалить за нее никак нельзя…

№ 58

19 ноября 1939 г.

…Ты интересуешься, чем я занимаюсь сейчас. А вот чем: "изучаю" химию, рисую, сочиняю музыку, пишу стихи, плачу, хохочу, злюсь, сомневаюсь, хожу по городу - одним словом, живу.

№ 59

21 декабря 1939 г.
2 ч. ночи

…Сегодня послал письмо Иосифу Виссарионовичу [Сталину]. Вот оно: "Ваша правда - наша правда. Ваша жизнь - наша жизнь. Через Вас будущее соединяется с нами. Желаем Вам многих веков радостной работы. Мир за Вас".

Телеграммы не посылал. Все равно перепутали бы что-нибудь наши телеграфисты.

Работаю с огнем. Редактор ко мне чрезвычайно внимателен. Даже гонорары повысил раз в пять. Например, за "Три стихотворения" (о Финляндии) я получил 50 рублей, а раньше - не больше бы десяти… 

№ 60

2 января 1940 г.
Глубокая ночь

Люблю, люблю тебя, родная моя! Я исцеловал всю твою сегодняшнюю телеграмму: "Согласна. Приеду. Будь радостен. Я всегда с тобою". Весь день нынче клокотала музыка во мне. И какая! Я ходил по городу, был страшенный мороз, город весь седой, а окна желтые, и провода сетью нависают низко-низко. Мне казалось, что я прохожу сквозь стены, до того сильным я себя чувствовал, до того прозрачным было все вокруг меня. Я забыл про то, что у меня болит горло, и горло разболелось от моего шатания. Но это ничего не значит…

Вера, милая, зачем я такой невзрачный и тюпа! Я хотел бы быть необыкновенно ловким, пригожим, статным, чтобы ты могла гордиться мною. Меня глубоко огорчает моя несуразность. Вера, сердце, прости!

…Мне хочется быть твоим невидимым, но ведомым стражем, охранять жизнь твою от всех грубых посторонних прикосновений, окружить тебя любовью, как венцом, и молиться на тебя всю: и с маленькой, и с большой буквы. Нет, зачем я делю тебя! Ведь ты одна, едина, единственна.

Моя родненькая, я был ошеломлен вчера счастьем своим, я места себе не находил и в то же время чувствовал, что мое место везде.

Веришь, голубчик: я совсем почти не надеялся на твое согласие. Я думал, что ты никогда ничего мне не напишешь, не пришлешь. И тем неожиданнее и тем огромнее было для меня твое известие. Люблю тебя, люблю тебя, мой неслуш, моя малютка, мое явление, мой персонаж, моя жизнь. Целую тебя, целую руки твои, глаза твои, рот твой, лоб твой, и снова - руки, глаза, рот, лоб, голову, волосы - каждый твой волос, каждую раннюю морщинку на твоем лице. Люблю тебя, люблю.

Как я жду тебя! Я как помешанный. Все во мне перепуталось, переплелось. И во всем - ты. Как я жду тебя! Я как узник. Нет, если бы я был узником, то и тогда бы я ждал освобождения своего с меньшим нетерпением. Ведь для меня наш союз - величайшее освобождение от себя старого. Понимаешь ли, светик мой, свет мой: в этот день и ты и я почувствуем свою юность, развернувшуюся в полет и содержащую в себе избыток - детство. Нам кажется, детство наше кончилось, но это - обман. Наше детство живет в юности. Юность взошла из детства и сохранила его в себе.

В этот день мы как бы родимся заново, почувствовав, как отмирают у нас какие-то лишние, отжившие части этих душ.

Тебе будет легко, мой верный друг, моя Вера!

Ты уже не будешь более изнывать и мучиться нашей дружбой в те дни, когда молчание случайно прольется меж нами, как залив, как заводь, как затон. О, это молчание! Пусть его никогда не будет. Я стану писать тебе много - столько, сколько никогда еще не писал. Все, все буду рассказывать тебе.

Дружба наша, твоя и моя любовь - для нас как тяготение для планет: без нее мы не удержались бы! Только любовью мы существуем, живем, вращаемся, несемся.

Я совершенно не могу ни понять, ни вообразить, как был бы и как жил бы я без нашей дружбы, без сознания, что есть у меня верный, нераздельный со мню, всегда меня защищающий и всегда защищаемый мною друг - ты, Верусь!

Люби меня безжалостно, и я буду шествовать рука об руку с тобою во веки веков, бестрепетно и безотступно. Приезжай скорее, мой звереныш. Извести телеграммою о дне выезда, а билет себе купи заранее, ну, скажем, за десять дней.

Ты слышишь музыку, которая шумит во мне сейчас? Конечно, ты ее слышишь. Ведь она и в тебе шумит. Иначе - откуда же бы ей в моей душе взяться. А в твоей душе - от меня. Должно быть, так.

Я весь твой, и ты это помни всегда.

№ 61

15 января 1940 г.

…Кто ничего не знает, тому кажется, что он знает все.

Я ввел в редакции со вчерашнего дня новый прием приветствия: по антифашистски поднимать к голове правую руку, сжатую в кулак, и говорить: "Рот-фронт!"

Я - антифашист. Я горжусь этим и хочу на деле заслужить это боевое звание.

Каждый по-своему - вот это и есть по-русски.

№ 62

16 января 1940 г.

…Нас так приучили к возвеличиванию малых подвигов, что даже такое несомненное подвижничество, как эпопея "седовцев", не производит должного (надлежащего) впечатления…

Преступник тот, кто ничего не сделал.

Я, кажется, писал тебе, мой друг, что среди моих знакомых есть одна, завидующая божьей матери. Я, разумеется, не сказал ей о том, как благородно и оригинально (благородно и оригинально - это так редко бывает вместе!) ее чувство зависти… Я сказал этой особе: "Быть человеческой матерью - не менее почетно и красиво, чем матерью божьей"…

Вот сегодня вторник. Воскресенье прошло. А бабы по деревням говорили, что в это воскресенье придет антихрист. Мы в редакции обсуждали, куда он придет сначала, чтобы увидеть его и взять у него интервью раньше других газет. Порешили, что он первым должен наведаться в винный магазин или в бар, чтобы погреться с дороги.

№ 63

17 января 1940 г.

На войне о войне не говорят.

Душа человеческая - что факел. Издали свет ровный, с сиянием вокруг. Ближе - мерцающее горение. Вблизи - смрадный дым вместе со слоистым пламенем.

№ 64

18 января 1940 г.

…Вчера ночью "Заготзерно" получило телеграмму об отгрузке 150 тонн (10 вагонов) ячменя в Германию - фирма Шенкер (через Либаву и еще какой-то пункт). За последние дни таких отгрузок было несколько. Немцы пивом обеспечены! Наверное, и ватрушками тоже.

Получил военный билет. Тоже вчера. Зачислен в запас 2-й категории.

Война происходит не на фронте, а в тылу - в сердцах матерей. Вот где фронт! Как не осуждать матерям войну, и в то же время как растолковать им (кто может растолковать им), что, осуждая войну, они тем самым становятся против своих сыновей. Хорошо, если сыновья - против себя. Тогда матери - за сыновей (хотя, видимо, - против) и - матери перебарывают. Так рождаются военные поражения.

Однако рассуждение это - чересчур психологично. Говоря более политическим (политика - это философия на практике) языком, войну ведут политруки. В финляндском походе их роль велика, как нигде и никогда ранее. В сущности говоря, и матери - те же политруки. И жены, и дети - тоже политруки. В наше время каждый человек - гражданин, и каждый гражданин - чей-нибудь политрук. Я - мой политрук. Мне трудно. И за это я себя клеймлю более чем за все иное.

…Если бы не заключили пакта с Германией - не было бы никакой войны. Сейчас Германия подпущена к нам, у нас с ней общая граница, нападение ее на нас ничем не затруднено и должно совершиться неизбежно. Германия вооружается против нас и всё этому способствует.

№ 65

22 января 1940 г.

…Любая война в нашу эпоху является мировой войной. Она непременно втянет в битву одну страну за другой, потому что тесная связанность (взаимосвязь в форме зависимости) всех стран между собою представляет характерную и еще не развившуюся черту нашей цивилизации (здесь речь идет не только о капиталистической "цивилизации", но и о нынешнем устройстве вообще)…

Через Мурманск идет в Германию американский хлеб (до Мурманска - на пароходах, а из Мурманска - эшелонами по железной дороге). Пока Германия воюет, ей выгодно держать с нами теснейшую связь. Она сейчас находится от нас в прямой зависимости. Так что военный блок Германии с нами можно предположить скорее, чем разрыв.

№ 66

Январь 1940 г.

Лучше бы вам хорохориться вулканом, дни мои, чем рябить сейсмической кривой, перевернутой к тому же вверх тормашками!

№ 67

4 февраля 1940 г.

…Так мотаюсь, так качаюсь все эти дни, что прямо спасу нет! Ежедневно сдаю по двести-триста строк. А сегодня полосу сдал: "Школьная жизнь". Все номера сорокового года, в которых есть материалы мои или моего отдела, я берегу для тебя. Сберегу ли - не знаю, но берегу.

Это - во-первых.

Во-вторых, меня замучили селькоры. (Вернее - культкоры, как я их зову! Это неуклюже?). Сейчас у меня лежат неотвеченными около 70 писем, и ежедневно к ним прибавляются все новые, новые, новые. Ведь это же преступление, что я задерживаю ответы. Но, черт возьми! - у меня просто напросто нет возможности, нет времени написать им всем ответы.

Никогда еще не работал я с такой активностью, и никогда еще я не делал так мало. У меня как-то странно происходит: чем больше работаю, тем меньше делаю…

№ 68

21 февраля 1940 г.

… В жизни, в работе сейчас тоже подобная картина получается: мое дело - мое дело, а другое дело - не мое дело. И во мне такой же обыватель гнездится. Но я его немилосерднейше искореняю. Дело в том, что у нас каждый сотрудник прочитывает только свой материал в газете. Ведь это же безобразие - жить в стороне от всего остального! Мне омерзительна такая ограниченность, и я - порою через силу, порою, несмотря на недосуг, - прочитываю всю газету свою от начала до конца и другие газеты читаю тоже все, а не выхватками. Чтобы завсегда быть в курсе жизни района.

Советские журналисты - люди практического пошиба. Они не только пишут о происходящих изменениях действительности, но и сами действуют по производству этих изменений. Потому-то и не хватает времени подчас. То в школе, то доклад, то на заседании, то в комиссии, то на собрании, то рейд, то еще что-нибудь - без конца, без конца.

Дома я не бываю. Ухожу в 8 ч. утра, в 4 ч. дня приду пообедаю, а в 5 ч. вечера снова ухожу и возвращаюсь в 12-1 ч. ночи. Сижу в редакции (читаю, пишу), брожу по городу… Дома - тесно, да и ссоры надоели. Так что фактически я тоже (как и ты) не дома. И мучаюсь этим в такой же мере, как и ты своим общежительством…

№ 69

31 марта 1940 г.

…Интересная у меня работа, девочка! И руки, и голова работают заодно. А это самое главное мне: научиться думать так, как делаешь, и делать так, как думаешь.

№ 70

23 апреля 1940 г.

…Только вчера (второй раз за последнее время) вырвался в театр. "Сады цветут" - мораль в подштанниках! Я так зову все современные пьесы, в которых нравоучения преподносятся в полуголом виде.

№ 71

19 июля 1940 г.

Верочка!
Вместо нынешних десятков писем ко мне будут прибывать тысячи конвертов и пакетов из всех углов земли. И ты не обижайся на людей за то, что они мне пишут, не обижайся за то, что я им пишу. Да, на них уходит много времени; да, это время могло бы быть отдано книгам, но я живу не для книг, а для людей, для всех людей, и все, у кого есть руки, могут черпать из моего сердца пригоршнями любую часть его содержания…

№ 72

21 июля 1940 г.

…Утром я пошел в совхоз переписывать детей. Оказывается, в первом классе у меня будет не больше шести человек.

Вчера узнал о смерти Троцкого. Его убили, конечно, по подкупу…

№ 73

8 сентября 1940 г.

…Как, однако, глубоко и ярко чувствуют нынешние юноши и девушки! Пожалуй, бесчувствие и мелочность - исключение. Но беда в том, что чувства в нашем поколении подобны деревенщине в городе: некультурные в действительности, они наряжаются по последней моде. Это суждение гордое, грубое и, может быть, значительно несправедливое. И все же оно верно.

№ 74

8 сентября 1940 г.
6 ч. вечера
хут. Губаревка

…Только что приехал из города. Комната завалена книгами. На ящиках - "пукет" (так говорят мои ребята) цветов, от позавчерашней экскурсии. На столе в тарелке - лесовые груши. Улеживаются. Койка еле-еле прикрыта. Кроме "пукета" в комнате два больших куста боярышника. Красные ягодки - кистями. Я сорвал эти кусты учить первачков считать. По несколько ягодок сразу…

Принес корзину: тетради в клетку, кое-какие книги, карточки, два килограмма муки, горшок с помидорами, горшок с мясом. Мама мясо посолила. Мама встречала и провожала меня слезами. Отец говорит зло: "Хоть бы тебя (меня, Кубанева, классика) в армию взяли, вырвали из этой трущобы". Он никак не поймет, почему я уехал. Да и никто этого не поймет. А кривотолков вокруг моего отъезда до дьявола! Сама можешь представить. Вчера передали, что такие версии ходят: "поехал писать книгу", "поехал, чтобы была интересная биография", "поехал от голода", "поехал отшельничать, как монах" -  и т.д. и т.п.
А на самом деле я поехал сюда жить…

№ 75

9 сентября 1940 г.

…Книги не лежат. Приходят ученики 5-6-7-х классов, даю им все, что можно. Сейчас только что были две девочки. Принесли книги и яблок.

И еще Афоня с Вовой заходили - мои первачки, с какими я подсолнухи возил. Я показал им кое-какие игры и все остальное, что есть у меня.

Они обо всем спрашивают не "А что это?", а "А зачем это?". И это "зачем" вместо "что" пленяет меня в моих башибузуках. Я готов их целовать без конца, а их надо драть за уши, - говорят мне. Я "сентиментален" с ними: "ребятки", "детки", "Шурик", "Ванюша", "милый". Но это не сентиментальность, а чувство, любовь, стиль - нет, не стиль, а любовь. Ты поймешь и понимаешь меня.

Стиль - иное. Стиль мой один и с ребятами, и со всеми. Я назвал бы его трудовой стиль. Он - естественнейший и истиннейший из всех…

Я не кричу. Крикни один раз (на ребят) и тебе придется кричать всю жизнь. Либо не кричи ни разу, либо кричи все время. Крикни - и они всегда будут шуметь до тех пор, пока не крикнешь вторично. И будут рассуждать: раз не кричит - значит, еще терпимо. И ждать, пока закричишь. Беда, что их приучили к крику до меня. И от меня они уже ждут крика. Как-то я был выведен из себя беспардонностью Коли Афанасьева и закричал: "Что же ты делаешь?". Вслед за тем несколько гневных фраз о дисциплине, о нарушителях, которых судят, о времени, которое надо беречь в наше время. Класс притих и весь день сидел тихо. Но этим криком я испортил все. Они ждут, ждут, ждут крика. И мне невероятно тяжко сдерживаться.

Я беру интересом. И многого сам еще не знаю. Там, где я знаю и пылаю сам, они сидят в безмолвном внимании.

У меня на уроках странно: вдруг - пустота, обрыв и я теряюсь - не знаю, чем заполнить, как связать в одну цепь. Лихорадочно, вспышкой, взрывом придумываю - и если придумаю, испытываю несравненный восторг, как после хорошего стиха.

И вместе с тем - залежи нетронутых знаний, которые надо взломать, освоить, переработать и передать ребятам. Для того, поэтому надо дорожить каждой секундой, а у меня до 10 минут непременно уходит на замечания и т.д. и т.п. - одним словом, на установление порядка.

Это сводит меня с ума.

На страшном суде я познакомился бы с Богом и стал бы наблюдать, чтобы он не обвешивал людей, когда вешает их злые и добрые дела.

№ 76

25 ноября 1941 г.
Башкирия, г. Уфа

Дорогая Вера!

Ты в Казани? Срочно сообщи свой адрес. Пиши мне: г. Троицк Челябинской области, гл. почтамт, до востребования.

В Уфе я проездом. Еду в Троицк, в часть. Пиши о себе. О наших ничего не знаю - папу видел месяц назад, а маму и Марусю - еще в июле.

До свидания, девочка.

Твой Вася

Из письма В. Клишиной В. Кубаневу

25 февраля 1942 г.
г. Казань

Дорогой Вася!

Ты уже дома? Сегодня из Надиного письма узнала, что ты вернулся по болезни. Что с тобой и как сейчас ты себя чувствуешь? Кто может тебе помочь? Я не знаю еще, куда писать тебе. Шлю 2 телеграммы. Одну на редакцию, другую на почту.

Открыточку из Троицка получила ровно через месяц. Спасибо, дорогой, что помнишь меня. На другой день получила телеграмму. Послала тебе 2 телеграммы и одно письмо.

Из Ленинграда сюда привезли 4-й и 5-й курсы. Выехали 21 июля. Приехали 29 июля утром. Сначала жила на частной квартире. Сейчас живу в общежитии КХТИ (в самом ин-те). С 9/VIII-41 по 27/I 42 г. работала на заводе СК-4. С 3/II-42 г. работаю в ин-те на спецпроизводстве. Занятия возобновились после перерыва с 9/II-42. Пока идут своим чередом… Занимаемся с 8 утра до 12 дня. С 12 дня до 1 ч. обед. С 1 до 7 работаем (почти все студенты). С 725 до 925 снова лекции.

В комнате, где я живу, 62 человека. Есть радио. Над кроватью висит твоя карточка. Хочется домой…

Привет родным. Где они?

Тебе, дорогой, желаю здоровья и благополучия. Пиши мне. Всю жизнь о тебе мои самые светлые мысли.

Крепко жму твои руки…

Вася! У меня есть для тебя 4 тома Велимира Хлебникова (Изд-во сов. писателей в Ленинграде, 1930 г.).

Вера

Из письма В. Кубанева Т.В. Деминой

16 июня 1939 г.
Утро. 8 часов

…Я писал тебе о том, что надо верить в человека, любить человека. Любить его хорошим, законченным - легко. Гораздо труднее полюбить его таким, каким он есть - и хорошим, и дурным - и постараться понять, каким он может и должен быть, и что для этого должен он делать и что мы, посторонние, можем для этого сделать. Но ведь любить безликого человека, человека "вообще" - невозможно. И вот я люблю своих друзей, в которых во всех заложены лучшие человеческие качества. Веря в своих друзей, в вас, в тебя - я верю в человека, в его силу, в его волю, в его жадность, в его ум, в его уменье…

Любовь рождается невозможностью понять все сразу. Любовь - это процесс понимания. Чем больше, сложнее, глубже предмет, чем труднее его понять - тем продолжительнее любовь…

Любовь пронизывает всего человека, всю его жизнь, и притом любовь не возвышенная, а самая обыкновенная. Первичная форма любви - любовь ко всему окружающему миру.

Истинная любовь - это и есть любовь к миру, любовь к жизни, отрицание скверного в жизни, но не словесное отрицание, а отрицание действием - и уничтожение.

Истинная любовь - это любовь к "целому во имя части", это любовь к человеку, пристрастие к человеку, возвеличивание человека, помощь человеку, возведение человека в центр вселенной.

Истинная любовь - это страстное чувство…

Не надо страшиться страсти. Надо только развивать свою волю, чтобы, когда страсть придет, суметь не попасть к ней в рабство. Она придет неожиданной гостьей. Надо быть вежливым с ней, чтобы она не грубила и не нахальничала.

Но в то же время надо и самому не быть грубым с ней, а то она станет буйствовать из противоречия.

И слишком податливым ей не надо быть, иначе она станет хозяйкой в [сердце] твоем, а не гостьей.

Это, конечно, неверно - представлять, что страсть всегда нечиста, что страсть - это что-то бесовское, из-под низу родящееся.

Из писем В. Кубанева И.Толстову

№ 1

26 июня 1940 г.
г. Острогожск

…Я не знаю, что значит отдых. Впрочем, я этого действительно не знаю - так же, как и не знаю, что значит работа.

У меня какая-то странная жизнь. Наверно, она всегда такой останется: не поймешь, где работа, где отдых. И нет ни отдыха, ни работы.

Вот почему рвусь я в деревню, на учительскую должность. Там работа видна, как небо в окно. А отдых - рама и стенки этого окна…

№ 2

4 сентября 1940 г.
хутор Губаревка

…Милый, у меня на планы не хватает времени, на газеты тоже. Не знаю, куда проваливается оно. Занимаюсь в две смены, устаю, радуюсь неимоверно и сейчас же, так же неимоверно, огорчаюсь. Ребята сводят меня с ума. Первачки - прелесть. Из них можно сделать почти все, что захочешь, то есть все, что можешь. А можешь - лишь себя. О, это будет ужасно, если из них выйдут Кубаневы. Пусть из них выйдут рецидивисты, и это более сносно, - рецидивистов можно хоть перековать на каком-нибудь строе.

Уроки арифметики провожу с первачками в лесу, чего и вам желаю. Уж где и считать, как не в лесу!

А с 3 классом - хуже. Он избалован. Просят отметок. А я отметок принципиально не ставлю, и даже журналы до сих пор не заполнены.

Увы, Ваня, это не опыт, и прошу не перенимать. Будь добросовестным работником, журналы веди аккуратно и тщательно. Пусть бунтовство будет уделом классиков! Писать обо всем этом не хочется. Сам понимаешь, что о каждом дне учителя можно написать целую книгу, если не две.

Можно, но невозможно. Нельзя, немыслимо записать все, что мы делаем. И в этом "немыслимо" главная, очевидная замечательность нашего труда… 

Из цикла стихотворений "Те дни", посвященного В. Клишиной
11 июля 1939 г.

…Нет, я любовью грезил не такою,
Которая, слюнявясь и скрипя,
Не выползает за пределы коек
И производит пьяниц и ребят.
Она чадится словно хворостинный,
Для баловства разведенный огонь.
Как униженьем гордости маститой,
Как карамелькою недорогой.
…Нет, где б я не был и каким бы ни был -
Сентиментальности не допущу.
Сотру долгов искусственную нарезь,
Но и в другую крайность не паду:
В похабное разгулье не ударюсь
И к первой встреченной не подойду.
Не дам в мольбе утихомирить руки,
Не разрешу буянничать зазря…
Как проберутся к двери моей други
По непроглядности без фонаря?
Они вокруг блукают мне подобно,
Но как им различить мой крик немой
В мороке этой грозной и потопной,
Где всё схлестнулось в оглашенный вой,
Где не ужить, не уцелеть без бунта,
Где собственная целость - цель и центр,
Где зачинается несметно будто,
А нарождается один процент.

Из цикла стихотворений "Миниатюры", посвященного В. Клишиной
18 августа - 28 сентября 1939 г.

Одиночество
Весь мир во мне.
Я весь заполнен им.
Весь мир во мне.
Я навсегда один.
Я в мире, мир во мне,
и я один.
Весь мир во мне.
Я весь растянут им.

Вежливость
Разрешите!
Позвольте!
Извольте!
Простите!
Вам не кажется тусклым окружающий фон?
Что вы и кто вы, сюсявый проситель?
Не гнусите. Идите вон.
Извольте.
Вон!
Ах, вон! Простите!

Искусство

Даётся всё. Но ты возьми одно
И сделай так, чтоб было всем оно.

Мастерство

Художнику сказали:
"Изобразите грязь!"
Он взял белую краску.
Он положил ее на полотно.
Он выложил на полотно все краски,
А черной
сделал лишь один мазок -
Изображавший блеск
Высокого светила
На вязких комьях.

Смерть

Ничего и всё.

Нежность

…и я -
твоя чудная часть.
Твой верный,
твой родной придаток.
Мне жить нельзя,
когда ко мне
Твоя судьба не притекает.
…и я -
твоя чужая часть,
Твой вредный,
твой дурной остаток.
Не жить нельзя
и жить нельзя.
Тобою быть, тобою быть мне!

Мужество

Когда ребенок ходит -
Разве страшно
Ему шагнуть,
А если надо -
прыгнуть!
Ему стоять на месте -
Тяжелее,
Чем проноситься
Сквозь густую заросль.

Память

Вас с нами нет,
вы с нами, с нами.
Во всем чужом,
во всем своем
Мы ваше -
всё, что только знаем -
Встречаем,
видим,
узнаем.

Иллюзии

Студеной палочкой проведены
Почти невидимые метины.
Они свербят, они тревожат.
Рука их вынести не может.
В них бродят яростные позывы
Стать каждому большим и розовым.
Они средь ночи расколупаны
Другой рукой.

Слава

Блеск - отраженье света.
Наедине с собою
Свет - только свет,
Обыкновенный свет.

Война

Опускается занавес.
Люстры развенчаны.
Лицедеи раздеты.
Бокалы гремят.
Распаялся фарс.
Кто героя разыгрывал вечером,
Кувыркается поземи,
рванью костюмной примят.
Но приверженность к жестам,
ролями положенным,
Пробивается
телом сквозь продранный плащ.
Даже кровь, как вино, -
откровенная,
вольная,
ложная.
И одно только правильно:
вздернутый за ворот плач.

Любовь

Ты - это я.

Земля

Ты слишком тяжела,
чтобы упасть.
Ты слишком легка,
чтобы упасть.
На тебе существую я,
Я резко не сходен с тобой.
Я слишком тяжел,
чтоб не упасть.
Я слишком легок,
чтоб не упасть.

Жалость

Поверьте, я рад пособить!
(Мне тоже придется изведать подобное.
Мне надо себя убедить,
Что мне не придется изведать подобное).

Страсть

Эта жгучесть не притупится,
Этот приступ не прекратится.
То совсем окунаешься в пропасть,
То вздымаешься к высям птицей.
О, когда же это прекратится!
Нет, пусть вечно не прекратится!

Благородство

Мне кажется -
лучший из всех друзей -
Мой ненавистный,
мой нежный недруг.
Он хлещет истиной
по щекам,
И я не хочу
шелохнуться от счастья.
Я подожду,
пока выкрепнет он,
Тогда я вступлю с ним
в открытую битву.
Он - самый чуткий
их всех людей.
Он - самый отъявленный
мой наследник.

Бог

Ты есть,
и если я осмеливаюсь изредка
Вышучивать тебя,
то лишь затем,
Чтоб убедиться въяве,
есть ли ты.
Ты есть,
Ты есть хотя бы потому,
Что есть во мне
какое-то не я.
Оно приятно верховодит мною.

Гордость

Я ничего не знаю.

Лицемерие

Так подло, так просто!
Торчит отросток
и еще отросток,
А ковырни погрубже -
прижухнились жуки.
Как это подло и просто!
Как эти жуки жутки!

Человек

Пигмей изрек:
мартышки не умеют
Поддерживать костры.
Ты прав, пигмей:
мартышки не умеют
Уметь палить костры.

Пословица

Десятеро подумают -
один догадается.
Один вымолвит -
десятеро согласятся.

Театр

Все это в действительности верней,
Но как-то неинтересней.
И я бы даже сказал - противнее,
Да боюсь прослыть пессимистом.
А где искусней играют -
Не знаю. Кто знает?

Хитрость

Висит тяжелейший замок.
Никто не колотится в дверь.
А замок -
не замкнут.

Яд

В определенных обстоятельствах,
В известных дозах
Он благотворней, чем вода,
Нужней, чем воздух.

Из комментариев В.Кубанева к циклу стихотворений

"Кто знает, что значит любить", посвященного В. Клишиной

19 ноября 1939 г.

По-настоящему любят только дети.

Кто он? Красавец крысоликий или безликий обелиск? (Насмешливая ревность, а может быть - просто насмешка).

Хочу, чтобы годовшины праздновали такими, какими бываем с собою наедине, - без всяких красных клоков и труб.

Любовь требовательна, и это - прекрасно.

В юности все кажется легким, хочется поскорее расплескать чашу судьбы.

Зачем смотреть старое в музеях, когда оно выпирает из всего живого.

Девочка, дразнящая крокодила своей улыбкой, - символ легкой, кокетливой любви, - любви без чувства любви.

Из афоризмов В. Кубанева

1939 г.

Найди самого себя и будь самим собою, - любой ценой, хотя бы ценой своей гибели.

Быть самим собою - это значит неустанно и неудержимо вырастать из самого себя, перерастать свои желания и дела.

Цель и содержание жизни составляет совершенствование. Совершенство - в совершенствовании.

Мир познается в труде, мир создается трудом.

Жить = познавать = действовать.

Потребность - мать идей, а действие - колыбель их.

Чем ближе человек к цели, тем больше надо ему сил, чтобы эту цель достигнуть.

Сближение отдаляет.

Чтобы вера в свои силы не перерастала в самоуверенность, надо развивать недоверие к этой вере.

Дураку все люди кажутся дураками.

Когда ложь приятна - мы охотно принимаем ее за правду.

Искусственное - не искусство.

Завидуют не тому, чего не имеют совсем, но тому, чего не имеют в достатке.

Всякий мученик - в то же время и мучитель.

Смерть красива только издали.

Люди! Вы лучше, чем люди думают о вас.

Наглость - прикрытие трусости.

Больше всего надо бояться самих себя: самый опасный враг наш - мы сами.

Человек, который искренне хочет быть лучше, чем он есть, должен казаться таким, каков он есть.

Жизни придает цену возможность в любую минуту потерять ее (жизнь).

Недоверие и обман взаимно порождают друг друга.

Забудь себя, чтобы тебя не забыли.

Чтобы зажечь, надо не только зажечься, но и сгореть.

Равнодушие к миру - скрытая ненависть к нему.

Жестокость проистекает от неполноценности: полноценный здоровый человек не может быть жестоким.

Надо быть строгим к себе, но не жестоким. Строгостью душа укрепляется, жестокостью расшатывается, ибо строгость разумна, а жестокость слепа и свидетельствует скорее о слабости, чем о силе духа.

Покаяние - первый шаг к исправлению. Покаяться в тысяче сотворенных грехов легче, чем в одном творимом.

Мир - несколько парадоксов. Величайший из них - человек.

Единственно-правая война - война за мир.

Истинный патриотизм интернационален.

Личность развивается только в коллективе, как корень, ствол, лист развиваются на дереве, вместе с деревом, "благодаря" дереву, и дерево развивается "благодаря" им, ибо они не механические, а органические его части.

Труд - не только источник благ, но и сам по себе благо. Из средства удовлетворения потребностей он сам превращается в потребность.

Развитие = преодоление трудностей.

Творчеством называется любимый труд.

Сила рождается слабостью.

Задача искусства - заставить прошлое служить будущему в настоящем.

Равные - это еще не значит одинаковые.

Оригинальность не в том, чтобы делать иное, чем все; а в том, чтобы делать то же, что и все, но по-своему, иначе.

Не хныкать,
не безумничать
и не лукавить!
Я - вечный враг мой.
Выбей пальцем меч,
Разрушь вооруженными руками
Беспорый панцирь слов,
грехов и мечт.

Мир движется пороками по дороге лжи, погоняемый смертью.

Нет великих людей. Есть великие дела.

Только слабый боится боли. Боль, приходящая извне, - первый ключ мудрости и радости, их исток, их залог. Самоистязания тоже приносят боль, которая очень сладка и красива, но бесплодна. Она тоже, как природный ключ, бьет вверх, и гораздо красивее. Но это фонтан, созданный искусственно. Разрушь его. Он - игрушка, отвлекающая тебя от жизни.

Для человека приготовлено в жизни достаточно много настоящих испытаний и мук, чтобы стоило самому искать и выращивать их.

Лучше знать мало, но хорошо, чем знать много, но плохо.   

Изменять себя - это значит претворяться, а не притворяться. 

Глупость похожа на мудрость, как подсолнух на солнце.      

Старший научный сотрудник ТОГБУ       
"Государственный архив социально-политической истории
Тамбовской области" И.И.Муравьева

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 1. Д. 4. Л. 3, 4, 7, 7об.; Д. 7. Л. 12, 13; Д. 8. Л. 24 об., 25, 28-29; Д. 9. Л. 3, 3об., 4 об., 5, 9 об.-11, 13, 13 об., 14 об., 15, 16, 16 об, 19; Д. 10. Л. 12, 12 об., 13 об.; Д. 18. Л. 1-7, 10 об.; Д. 28. Л. 1-3 об.; Д. 30. Л. 1-3 об., 8, 8 об.; Д. 31. Л. 4 об.-5 об., 39, 47, 49 об.-51, 68; Д. 32. Л. 13, 28 об., 29, 31, 38 об., 56, 56 об., 67, 67 об., 80, 85 об.; Д. 33. Л. 4 об., 8, 8 об., 19 об.-21, 25, 29-30, 50-52, 55, 56, 66-67, 71 об., 72; Д. 34. Л. 2, 2 об., 35, 39, 39 об., 51 об.-53, 62 об.-64 об.; Д. 36. Л. 21-22 об.; Д. 37. Л. 41 об., 62 об.; Д 38. Л. 2об., 3, 63; Д. 39. Л. 1, 1 об., 4 об., 51, 56, 56 об.; Д. 40. Л. 12, 46 об.-48, 63 об.; Д. 41. Л. 18, 18 об., 22, 22 об., 25, 33, 39 об., 40, 41 об.-43 об., 47 об., 48, 57-58 об.; Д. 42. Л. 7, 7 об., 12 об., 52-54, 57; Д. 43. Л. 63, 63 об., 64 об., 65, 66; Д. 44. Л. 4 об., 17 об., 18, 24, 26 об., 39-49; Д. 45. Л. 14 об.-16 об., 17 об., 18, 20, 20 об.; Д. 46. Л. 14, 41 об., 42, 48 об., 49; Д. 47. Л. 26, 26 об., 36, 45-49, 51, 56, 67-68 об.; Д. 48. Л. 10, 10 об., 28, 37, 43, 48, 49, 51, 54-55, 60 об., 61, 62 об.-64, 71 об.; Д. 50. Л. 2, 10;  Д. 51. Л. 1-2 об., 8 об., 9, 10, 10 об., 25, 47, 55, 75 об., 76, 78-79, 88, 88 об.; Д. 52. Л. 33, 40, 40 об., 52;  Д. 53. Л. 5, 5 об., 16, 17, 17 об., 37, 37 об., 39 об.; Д. 54. Л. 14, 25, 29 об., 30, 32 об., 37 об., 38, 52, 52 об., 53 об., 54, 58, 58 об.; Д. 58. Л. 1-2.

---

Перечень фотоиллюстраций о В.М.Кубаневе

1. В.М.Кубанев в детские годы. г. Воронеж. 1931 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 2.

2. Дом, где родился В.М.Кубанев 13 января 1921 г. (первый справа). с. Орехово, Касторенский район, Курская область. 1965 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 7.

3. В.М.Кубанев в гостях у А.А.Поляковой (тетя поэта по линии отца). Слева направо: В.Поляков, А.А.Полякова, В.Кубанев. На коленях у А.А.Поляковой сидит О.Полякова. г. Воронеж. 1931 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 3.

4. Поэт, журналист В.М.Кубанев. г. Острогожск. 1938 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 1/1.

5. В.М.Кубанев. г. Острогожск. 1938 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 1/2.

6. В.М.Кубанев. 1938 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 1/3.

7. Сотрудники редакции Острогожской районной газеты «Новая жизнь». Верхний ряд, второй слева – В.М.Кубанев. г. Острогожск. 1939 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 4/1.

8. В.М.Кубанев. 1940 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 1/6.

9. В.М.Кубанев с сотрудниками редакции газеты «Новая жизнь». г. Острогожск. 1938 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 1/2.

10. В.М.Кубанев. 1940 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 1/7.

11. В.М.Кубанев в кругу друзей. Слева направо: Б.Стукалин, В.Кубанев, Г.Ситников (первый секретарь Острогожского РК ВЛКСМ), Л.Лукащук. г. Острогожск. 1940 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 5/2.

12. В.Клишина и В.Кубанев. г. Острогожск. 1940 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 1. Д. 65. Л. 1.

13. В.М.Кубанев в кругу друзей. Слева направо: сидят – Б.Стукалин, В.Кубанев, Л.Лукащук, П.Ливенская; лежит – Г.Ситников (первый секретарь Острогожского РК ВЛКСМ); стоят – Т.Кулинченко, В.Ясинская. г. Острогожск. 1940 г.

Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 5/1.

14. П.В.Кубанева – мать В.М.Кубанева. г. Тамбов. 1982 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 19/1.

15. В.П.Клишина – подруга В.М.Кубанева. 1950 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 33.

16. Открытие памятника В.М.Кубаневу на его могиле. г. Острогожск. 1958 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 6.

17. Скульптор Л.М.Гульшин за работой над бюстом В.М.Кубанева. Бюст установлен на могиле поэта в г. Острогожске. г. Мичуринск. 1973 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 10.

18. Открытие памятника В.М.Кубаневу в г. Острогожске. Воронежская область. 1973 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 9/2.

19. Митинг, посвященный памяти В.М.Кубанева в с. Орехово. На митинге присутствует сестра поэта М.М.Калашникова (вторая слева). Касторенский район, Курская область.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 11.

20. Вручение медали им. Н.А.Островского, присужденной В.М.Кубаневу в 1967 г., П.В.Кубаневой (матери поэта) на Тамбовской областной комсомольской конференции. г. Тамбов. 1980 г.

ГАСПИТО. Ф. Р-9053. Оп. 2. Ед. хр. 12.